тебя как у всех шестьдесят секунд в минуте,

И я пробовала соврать, что я просто зритель,

И просила время: «Вот здесь еще притормозите,

Я как все, я опаздываю, не обессудьте».

Я же здесь, я живу и дышу вот в этой секунде,

Быть хочу собой, и успеть полетать со всеми.

Пусть меня отражают послезавтрашние люди,

Я хочу, как стрелки, остаться синхронным стуком,

Отпечататься в буквах, в социальной сети,

В детях и внуках.

Но ответит неумолимое время:

Ты как все,

У тебя двадцать четыре часа в сутках.

Кажется

Покрывалом постель заправилась.

Выпускал сигаретный дым.

– Знаешь, кажется мне понравилось,

Может как-нибудь повторим?

Посмотрела в глаза смелые —

Как ударилась о бетон.

Наспех джинсы и майку белую,

И разряженный телефон.

Захлестнула волна отвращения

И повисла дырой внутри.

Если хочешь просить прощения —

Так пожалуйста, на, бери.

Отмахнулась, дверями хлопнула.

Не заметила стекол звон.

Ну зачем меня снова щелкнуло,

Будто встретился мне Он.

Там осталась мечта рваная

Перечеркнутых в миг дней.

Скажет – дурочка что ли странная,

Может лучше и черт с ней.

Забываю слова картонные,

Как вслепую от них бегу,

То ль по камню по раскаленному,

То ль по щиколотки в снегу.

Отдышусь и тоска уляжется.

Улетел сигаретный дым.

Знаешь, если тебе кажется,

Может лучше и черт с ним?

Вселенная – яйцо

Говорят, что вселенная – это яйцо,

Что вот так все устроено сложно и просто.

Потому не найти среди звезд нам концов,

Чтоб всегда оставалось пространство для роста.

Что пока не устанем расти и искать —

Раздвигаются дальше лучами границы,

И желание верить, творить и мечтать

Не дадут скорлупе, слишком хрупкой, разбиться.

Что однажды в ночи любопытный юнец

Отодвинул заветную с краешку щелку,

И увидел, что есть у вселенной конец,

И что вся она входит на кончик иголки.

И все – все, что содержит она – все внутри.

В нас внутри, целиком, и ни мало ни много.

И когда тебе плохо – то просто замри

И прислушайся. Это – звучание бога.

Может выдумки, может иллюзия снов,

Все хотели бы знать, но вот только – когда бы?

Может в этом заложена мудрость веков,

Философия сказочной курочки рябы?

Может то, что запрятано было в яйце -

Смерть чего-то, что длилось всегда, бесконечно?

Может в складке у глаз на любимом лице -

Отражается путь удивительный млечный?

Еще много чего про нее говорят,

А я слушаю стук неуемного сердца,

Закрываю глаза, представляю цыплят

И любви океан за скорлупочной дверцей.

И тогда, замыкая по кругу кольцо,

Я вдыхаю любовь, чтоб с другими делиться.

Говорят, что вселенная наша – яйцо,

И мы все в ней живем, чтобы снова родиться.

Вас снимают

Так бывает – ты проснешься

После долгих зимних лет,

Диву дивному даешься:

Кто подслушивал сюжет?

Может, фильм про нас снимают?

Жизнь вдыхая в чистый лист,

Вдохновенье догоняет

Кино-экшен-сценарист?

Оператор киноленты

Смонтажировал мечты.

Режиссер считал моменты,

О которых знал лишь ты.

Это фильм про нас снимают,

Оскар бронзовый дадут.

Восхитятся и подарят

Заключительный салют.

И пока в банкетном зале

Не сошла с орбит Земля —

Поздравляем, вы в финале!

Улыбнитесь, вас снимают.

Вас снимают с корабля.

Самое честное зеркало

Если бы дали заглянуть

В самое честное зеркало —

Там, где луна видна насквозь

И светятся звезды днем,

Там, где отчетливо виден путь,

Там, где винить некого,

Там, где в огромной бездне слез

Есть лишь один простой вопрос.

Если бы дали заглянуть —

Что б ты увидел в нем?

Если бы дали заглянуть

В самое честное зеркало,

Где отражается лишь суть

Помыслов и души,

Где не удастся обмануть,

Где мысли разложены на молекулы,

Не позволяют улизнуть,

Или списать на кривизну,

Сможешь смотреть, скажи?

Если бы дали заглянуть

В самое честное зеркало,

В то, что нельзя никак разбить,

И не смотреть нельзя,

Сможешь потом уснуть?

В отражение, где только что искрой бегало

И закручивалось в тоненькую нить,

То, о чем невозможно говорить,

То, что не увидят чужие глаза,

То, что лишь только сам ты можешь определить,

Ты бы узнал себя?

Душа

Если хочешь узнать – слушай.

Расплескались мои дела.

Людям бог раздает души,

А моя давно умерла.

Как ледышка в руках застыла —

Бесполезно теплом дышать

Уронила, чуть не разбила.

Бедная ты моя душа.

Я ее одеялом грела,

Травяной предлагала чай.

Колыбельные ей пела,

Уставала всю ночь качать.

Я и в землю ее сажала

В тот горшочек цветочный твой,

И из леечки поливала,

И присыпывала золой.

Я и к морю ее возила

Чтоб лучи свой дарили свет,

И по паркам гулять водила,

И показывала рассвет.

Я вопрос задала шаману —

Он сказал, что в живых нет.

И у нищего по карманам

Я пыталась найти ответ.

Заворачивала в книжки

И обрызгивала вином,

Целовалась, меняла стрижки

И на крышах гуляла с котом.

Я молитвы читала – без толку,

Я мешала со сказкой быль.

И поставила на полку

Пусть стоит, я сотру пыль.

А потом я по переулку

Как-то вечером вдруг иду

Вижу он.

– Есть что ценное в сумке?

– Ничего. Лишь душа во льду.

– Значит верной идешь дорогой.

Ты не бойся ветров и стуж.

Далеко есть музей, где много

Одиноких забытых душ.

Там бедняжки живут и маются

Всех оставили, но зато

Кто приходит – тот восхищается

Замороженной их красотой.

Может даже придут срисовывать,

Может даже пришлют портрет.

Может даже заплатят дорого

За ту душу, которой нет.

Там на полочках льдом раскрошенным

Укрываются души, спят.

И не жалуются, что брошены,

И с чужими не говорят.

Отнеси и поставь в лед ее.

Значит самое место там.

Но вцепилась я хваткой мертвою

Ни за что. Никому. Не дам.

Обняла я ее, стылую

И умыла слезой любви.

Ну давай же душа, милая,

Ну пожалуйста оживи.

Даже если ты зря верила —

Все равно продолжай дышать.

Жизнь с тобой мы вдвоем меряем

Ты ведь все же моя душа.