В этом смысле солнечная чета вполне достигла своей цели. Сфера, о которой мы лучше всего осведомлены и которую нам легче всего описать, – это именно религия Атона.

Можно ли надеяться, что будут открыты новые документы об Эхнатоне и его эпохе? В египтологии чудеса возможны всегда. Так, в последнее время из нескольких пилонов Карнакского храма (в частности, из девятого, сооруженного Хоремхебом) были извлечены тысячи маленьких каменных блоков. Покрытые изображениями и надписями, эти блоки (по научному они называются «талататы»), которые в среднем имеют размеры 52x26 см, датируются первыми годами правления Эхнатона – не менее таинственными, чем последние. Их изучение, еще далеко не законченное, уже пролило дополнительный свет на характер организации власти при Эхнатоне и Нефертити. Всего в Карнаке было найдено более сорока пяти тысяч блоков – кусков гигантской головоломки, только малую часть которой пока удалось сложить (поскольку первые исследователи талататов совершили много достойных сожаления ошибок).

Найдут ли когда-нибудь мумии Нефертити и Эхнатона, исследование которых позволило бы раскрыть много загадок? Обнаружат ли археологи тексты или изобразительные памятники, относящиеся к последним годам правления? Или нам придется довольствоваться тем, что мы уже имеем, что пощадили время и люди?

Эта книга познакомит читателя с результатами новейших исследований, но не сможет решить многочисленные спорные проблемы. Без сомнения, она поставит не меньше вопросов, чем даст ответов. И все же досье «Нефертити и Эхнатон» уже достаточно красноречиво и полно, чтобы стать опорой для исторического исследования и воскресить перед нашими глазами – насколько это вообще возможно – эпопею супругов, посвятивших себя божественному Солнцу.

Эхнатон и Нефертити, после своего «возвращения» в историю, вызвали целую бурю противоречивых чувств. Фил Гласе, один из адептов так называемой «репетитивной» музыки, в настоящее время пишет оперу об Эхнатоне, где этот фараон сравнивается с Эйнштейном и Ганди, предстает в роли революционера, который создал идеальный город и тем самым перевернул представления людей о мире. Автор оперы присоединяется к «про-Эхнатоновской» традиции в египтологии, суть которой выразил уже Вейгал: «Эхнатон еще три тысячи лет назад явил нам пример образцового супруга, отца и просто честного человека; он наглядно показал, что чувствует поэт, чему учит проповедник, к чему стремится художник, во что верит ученый и о чем думает философ. Как и другие великие учителя, он пожертвовал всем ради своих принципов; но – увы! – его жизнь доказала, насколько непрактичными были эти принципы».

Очень много писали о нежности, доброте и кротости царя. По мнению А. де Кампиньи, эти качества объясняются одним эпизодом, который произошел, когда будущий фараон был еще ребенком: «В возрасте восьми лет Эхнатон увидел, как солдаты вывалили в кучу перед его отцом, фараоном Аменхотепом III, в соответствии с кровавым обычаем той эпохи, отрубленные кисти рук побежденных и павших в сражении врагов. Это зрелище потрясло мальчика, а от характерного зловония ему стало плохо. Позднее, рассказывая кому-то об этом детском воспоминании, он сознался, что одна мысль о войне напоминает ему тот трупный запах».

Это свидетельство могло бы оказаться чрезвычайно важным, если бы не было с начала и до конца выдумано. Ни в одном египетском документе, насколько мы знаем, ни о чем подобном не говорится.

Для американца Брэстеда «Эхнатон был человеком, опьяненным божественностью, чей дух с редкой чувствительностью и разумностью откликался на манифестации Бога в нем самом… Этому духу достало силы, чтобы распространять идеи, которые далеко превосходили понимание как его современников, так и далеких потомков».

Вейгал, автор книги об Эхнатоне, говорит, что этот царь-мистик был «первым человеком, которому Бог явил себя в качестве источника универсальной любви, лишенной страстей, и милости, не знающей ограничений».

Можно было бы составить целую литанию из хвалебных высказываний о царе и об амарнской эпохе. Однако следует помнить, что среди таких высказываний встречается немало откровенных глупостей, не подтвержденных никакими документальными источниками.

«Анти-Эхнатоновская» традиция – еще более мощная и четко обозначенная; некоторые представляющие ее специалисты доходят в своей неприязни до злобной истерии. По мнению Лефевра, Эхнатон был переодетой в мужские одежды женщиной. Французский египтолог идентифицировал эту женщину с Акенхерес, дочерью царя Хора, никаких следов которой обнаружено не было. Для Мариетта, одного из пионеров французской египтологии, фараон-еретик был всего лишь кастрированным пленником, которого египетские солдаты привели из Судана. Извилистыми путями придя к власти, этот несчастный впал в безумие.

Д.Б. Редфорд, автор самого последнего «научного» труда об Эхнатоне и Нефертити, является ярым ненавистником царя. По его мнению, этот последний в лучшем случае обладал поэтическим талантом. Но, прежде всего, Эхнатон – наделенный слабыми умственными способностями, самовлюбленный, ничего не смыслящий в международной политике, бездеятельный, окруженный коррумпированными придворными, – был жестоким деспотом. Он подавлял индивидуальную свободу и защищал идею универсальной власти, предполагающей абсолютное повиновение подданных. Подпав под обаяние собственной концепции, обвинитель Эхнатона изображает его сумасшедшим, который устраивает ритуальные церемонии под палящим солнцем, в то время как в Египте, с марта по ноябрь, жар этого светила непереносим![36]

Клод Траунекер, автор замечательных работ об амарнской эпохе, называет опыт Эхнатона «жалкой неудачей». Некоторые египтологи даже обвиняют этого невезучего фараона в разложении и упадке рамессидского Египта (то есть в событиях, которые произошли почти через триста лет после его смерти)!

Поскольку эти страстные инвективы против Эхнатона не опираются ни на какую сколько-нибудь серьезную источниковедческую базу, противники фараона стремятся обрести неопровержимые аргументы, подтверждающие их правоту. Они задаются вопросом: а не был ли Эхнатон великим больным? Находятся эрудиты, которые утверждают, что смешение египетской и азиатской кровей оказалось губительным для фараона, что в нем соединились черты утонченности и дегенеративности. Разве, когда мы смотрим на портреты царя, нас не поражают странная форма его черепа, чересчур полные губы, слишком широкий таз, раздутый живот?

Французский египтолог Александр Море предлагает нам следующее удручающее описание: «Аменхотеп IV[37]был юношей среднего роста, хрупкого телосложения, с округлыми женоподобными формами. Скульпторы того времени оставили нам правдивые изображения этого тела андрогина, чьи развитые груди, чересчур полные бедра, выпуклые ляжки производят двусмысленное и болезненное впечатление. Не менее своеобразна и голова: слишком нежный овал лица, наклонно посаженные глаза, плавные очертания длинного и тонкого носа, выступающая нижняя губа, удлиненный и скошенный назад череп, который кажется слишком тяжелым для поддерживающей его хрупкой шеи».