– Что случилось, папа? – спросила Камилла.

– После долгих раздумий я решил, что время скорби в нашей семье прошло. Хаймур многие годы находился во тьме. Я хочу положить конец трауру.

– Мы похоронили Эулалию вчера, – напомнила я, скрестив руки на груди. – Вчера!

Кто-то пнул меня ногой под столом, и я ответила тем же. Я не могла точно сказать, кто это, но подозревала Розалию.

Папа вскинул брови:

– Я знаю, это может показаться преждевременным, но…

– Очень преждевременным, – перебила я и получила еще один пинок. На этот раз я не сомневалась в том, что это Лигейя.

Папа сжал переносицу, словно пытаясь предотвратить мигрень:

– Мне кажется или ты хочешь что-то сказать, Аннали?

– Как тебе вообще могло прийти такое в голову? Это неправильно.

– Мы и так уже пережили слишком много горя. Пора начать с чистого листа, и я не хочу, чтобы наша новая жизнь была омрачена печалью.

– Твоя новая жизнь. Ваша с Мореллой. У тебя не возникло бы таких мыслей, не будь она беременна.

Тройняшки испуганно ахнули, в глазах Мореллы вспыхнула обида, но я уже не могла остановиться. К черту чувства: это слишком важный вопрос.

– Она сказала, что ждет мальчика, и ты уже готов свернуть горы, чтобы сделать ей приятно. Ты готов напрочь забыть о своей первой семье. Проклятой семье.

Темные, страшные слова сорвались с моих губ. Верити сдавленно вскрикнула.

– Нет никакого проклятия, – буркнула Ленор и поспешила утешить младшую сестру. – Скажите ей, что это неправда.

– Я не хочу умирать! – всхлипнула Верити, перевернув тарелку со сливками.

– Ты не умрешь, – сказал папа. Его пальцы так крепко сжали деревянные подлокотники стула, что те едва не треснули. – Аннали, ты переходишь все границы. Извинись немедленно.

Я встала со своего места и присела перед Верити, обняв ее и погладив мягкие детские волосы.

– Прости. Я не хотела тебя расстроить. Нет никакого проклятия, правда.

– Я имел в виду не Верити, – холодно отчеканил папа.

Я упрямо сжала губы. Хотя мои колени слегка подрагивали, я заставила себя не отводить взгляд.

– Аннали, – предостерегающе произнес он.

Я начала считать секунды, прислушиваясь к тиканью стрелки маленьких серебряных часов на каминной полке. Когда прошло полминуты, Камилла кашлянула, чтобы привлечь внимание отца.

– Ты, кажется, говорил о каком-то сюрпризе в гостиной?

Папа потер бороду. Неожиданно он показался мне очень постаревшим.

– Да. На самом деле это идея Мореллы. Небольшой подарок для всех вас.

Тяжело вздохнув, отец продолжал:

– Чтобы отметить окончание траура, мы пригласили портных, чтобы они сшили для вас новые платья. Шляпник и сапожник тоже тут.

Мои сестры дружно завизжали от счастья, а Розалия бросилась к папе и Морелле, крепко обняв обоих.

– Спасибо, спасибо, спасибо!

Я поцеловала Верити в макушку и встала, намереваясь уйти в свою комнату. Я не хотела новых платьев. Я не собиралась забывать старые обычаи, соблазнившись яркими безделушками и шелками.

– Аннали, – позвал папа.

Я остановилась.

– Куда ты собралась?

– Поскольку мне не нужны новые вещи, можете забрать мою часть себе.

Отец покачал головой:

– Мы все завершаем траур, ты в том числе. Я не позволю, чтобы ты ходила в мрачных тусклых нарядах, в то время как все остальные продолжают жить дальше.

Я сделала глубокий вдох, но не смогла сдержать гневную ремарку:

– Думаю, Эулалия тоже хотела бы жить дальше.

Отец пересек комнату тремя быстрыми шагами. Он не был жестоким человеком, но в это мгновение я не на шутку перепугалась, что он может меня ударить. Взяв под локоть, папа вывел меня в коридор:

– Ты перестанешь упрямиться прямо сейчас.

Я даже не подозревала, что во мне есть столько мужества, но отрицательно замотала головой, показывая открытое неповиновение.

– Давай живи дальше, ты ведь начал с чистого листа. Оставь меня в покое и позволь почтить память моих сестер, как я считаю нужным.

– Никто не сможет жить дальше, если ты будешь ходить по дому в черном траурном облачении как немой укор всем нам!

Отец отвернулся к окну и досадливо выругался. Когда он снова посмотрел на меня, его лоб пересекали глубокие морщины.

– Я не хочу ссориться, Аннали. Я скучаю по Эулалии так же, как и ты. И по Элизабет, и Октавии, и Аве. И больше всего – по твоей маме. Думаешь, я чувствую себя очень счастливым, вернув полсемьи обратно в Соль?

Папа устало опустился на небольшую скамейку. Она была слишком низкой для него, поэтому колени оказались на уровне груди. Через несколько мгновений папа жестом предложил мне сесть рядом.

– Я знаю, многие мужчины мечтают о трудолюбивых сыновьях, которые продолжат их дело, унаследуют имущество, передадут детям фамилию. Но я всегда гордился тем, что у меня так много девочек. Многие прекрасные моменты моей жизни связаны с тем периодом, когда вас еще было одиннадцать – как мы с вами и вашей мамой играли в карнавал, выбирали кукол… Когда Сесилия забеременела Верити… это стало таким прекрасным сюрпризом. После смерти мамы я думал, что больше никогда не смогу испытать такого счастья.

Слеза скатилась по щеке и упала с кончика папиного носа. Он смахнул ее, отстраненно рассматривая рисунок под нашими ногами. Пол в коридоре был выложен мозаикой из маленьких кусочков морского стекла, изображавшей морские волны.

– После стольких лет печали и трагедий я снова получил шанс обрести счастье. Оно уже никогда не будет абсолютным – разве это возможно, когда я потерял столько любимых людей? – но я не могу упустить эту возможность.

Ленточка на моем запястье уже растрепалась, и я задумчиво теребила ее пальцами, охваченная чувством дежавю. Кажется, мы с Камиллой говорили о том же самом всего несколько минут назад.

– Думаю, у портных найдется светло-серый шелк? – наконец сдалась я.

– Сесилия всегда считала, что тебе к лицу зеленый, – заметил отец, легонечко ткнув меня локтем. – Именно поэтому она поручила сделать твою комнату в изумрудных тонах. Твои глаза напоминали ей море перед большой бурей.

– Хорошо, я посмотрю, что у них есть, – ответила я, взяв руку отца, и он помог мне встать, – но даже не надейся увидеть меня в розовом.

* * *

– Ты только посмотри на этот атлас! Это самый приятный оттенок розового, который я когда‑либо видела! – пропищала Розалия, примеряя нежно-розовый материал.

По всей Золотой гостиной были разложены ткани и лоскуты. Ящики с лентами и кружевами выглядели словно переполненные сундуки с сокровищами. В комнате, кажется, не осталось ни одной свободной поверхности. Я уже успела споткнуться о три коробки пуговиц.