— У вас отличное произношение для человека, который обучался сам.

— Мне немного повезло в этом вопросе, — я позволяю себе легкую улыбку, — мне достался японец в наставники.

Точнее — новоиспеченный муж моей подруги, её же тренер, приехавший к ней из Японии — пять лет назад не выдержал того насилия над его барабанными перепонками, которое я тогда совершала своим адским акцентом.

Выправлял. Мучился. Педагог, как и тренер, из Акура Йошито, вышел чрезвычайно жесткий, но безумно крутой.

— Вы мне сейчас не сказку рассказываете? — Николай смотрит на меня с любопытством. — При самостоятельном изучении добиться первой категории по Нихонго норёку сикэн*…

— Второй, — поправляю я, максимально осторожно перебивая будущего начальника, — экзамен на первую я собиралась сдавать в этом году, но категория мной еще все-таки не получена.

— Не уверены в знании иероглифики? — уточняет Николай. — Потому что понимание при аудировании у вас прекрасное.

— Уверена, — вздыхаю я, — читаю я тоже хорошо, но в прошлом декабре у меня не было лишних денег на экзаменационный взнос. Я ждала июля.

Увы, две тысячи рублей для некоторых — это деньги, да. А взнос на экзаменацию по первой категории обошелся бы мне примерно во столько. А под прошлый Новый Год заболела мама. Все свободные деньги пошли на её процедуры.

И потом…

Я же не знала, что у меня будет это собеседование столь внезапно. И да, за эту несчастную вторую категорию мне немного стыдно, будто за облупившийся лак на ногтях. Я же понимаю, что Рафарм на второй сорт размениваться не будет.

Одна надежда — на то, что мои практические навыки по каким-то волшебным причинам будут оценены высоко. Выше, чем у остальных соискателей.

— Наш разговор, кажется, зашел на личное поле, — замечаю я со слегка виноватой улыбкой.

— Меня здесь интересуют только ваши языковые данные, — ухмыляется Николай, — так что не волнуйтесь, госпоже кадровому директору я об этой нашей вольности не расскажу.

— Arigatou gozaimasu**, — сдержанно благодарю я. На самом деле — перед эйчарами лучше этим не палиться. Ну, если верить форумам в интернете.

Николай кажется вполне искренним. И слово «кажется» тут не уместно, Николай и вправду выглядит настроенным весьма доброжелательно.

Приятный мужик. И под его начальством работать внезапно хочется. Да, первое впечатление может быть обманчивым, а моя интуиция — это не то, на что можно положиться. Ну, Ветрова же она в свое время сочла очень приятным юношей.

— Расскажете мне о коллективе, с которым я буду работать? — я все-таки стараюсь вернуть разговор в деловую стезю.

— Коллектив в меру слаженный, — Николай кивает, и никакого возмущения в его лице я не вижу. Это хорошо. Это обнадеживает. Если он не испытывает никакого негатива на мысль, что я буду работать с его коллективом — значит, я зря заморачиваюсь насчет всего остального. — Но имеются свободные единицы, поэтому иногда нам приходится перерабатывать из-за срочных переводов. Нам обещают, что закроют свободные вакансии и количество авралов снизятся, но это вряд ли произойдет в ближайшее время. Так что будьте готовы, Виктория, к тому, что работы мало не будет.

— Я уже готова, — я чуть улыбаюсь, — особенно если сверхурочные хорошо оплачиваются.

— О, не волнуйтесь, весьма неплохо, — Николай менее формально, чем до этого, округляет глаза, намекая, что размер сверхурочных действительно достойный и компенсирует весь моральный ущерб за переработки.

— Волшебная перспектива.

— Волшебная, да, — Николай энергично кивает и разворачивается к Кристине.

Мое аудирование явно окончено.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Ну и что ты скажешь, Николай Андреевич, — за время нашего разговора на японском Кристина не понимала ровным счетом ничего. Может быть, поэтому у неё такой до странности недовольный вид.

— Язык хороший, — Николай хлопает ладонью по колену, — весьма достойный.

Он, кажется, хотел сказать что-то еще, но Кристина коротко кивает, останавливая его. Это непонятное недовольство с её лица никуда не исчезает.

— Что ж, хорошо, тогда я тебя не задерживаю, — Николай на этой фразе поднимается и шагает к двери.

— До встречи, Виктория, — замечает он мне напоследок снова на японском. Ну, я же имею право ответить, да? Так-то это невежливо — под носом у человека разговаривать на непонятном для него языке. Но все-таки, это не я начала, а мой будущий начальник.

— Пожелаете мне удачи? — нахально улыбаюсь я, чтобы понять — действительно ли у меня есть надежда.

— Да, пожалуй, — Николай кивает и выходит, закрывая за собой дверь. Есть! Все-таки есть!

— Что ж, Виктория, — холодно, будто напоминая мне о своем существовании, произносит Кристина, когда я разворачиваюсь к ней, — давайте поговорим о вас, и я вынесу вам окончательный вердикт, подходите ли вы для работы в Рафарме.

Моя надежда, только-только расправившая маленькие крылышки за спинкой, вновь складывает их, и ищет взглядом утес, в который можно спрятать и голову, и лапы, и хвост заодно.

Мне по-прежнему не нравится выражение лица Кристины. Это паранойя?

Мне казалось, что меня начнут допрашивать.

Что прямо сейчас вырубится свет, в глаза шибанет лампа яркого света и Кристина замогильным голосом начнет выпытывать у меня, с чего же это я взяла, что подхожу для работы в их компании.

Ни с чего не взяла.

Мне не казалось, что я сюда подхожу.

Что я могла ответить на этот вопрос? Что их владелец с чего-то решил, что взять меня в штат будет забавно? Ему показалось, что это — хорошая идея. В ходе бурной корпоративной попойки…

И она — первоклассный управленец, а иные тут работать просто не могли, сейчас тратит на меня, взбалмошную придурь своего шефа, свое очень ценное время…

Хорошо было там, у ресторана, когда Кристина Лемешева была для меня никем, и я могла относиться к ней с равнодушным цинизмом.

Святая ж женщина, спит с Ветровым.

Но сейчас-то я прям ощущала, сколько стоит каждая её минута, и не была уверена, что потяну счет за это собеседование.