Консьерж тянет за рычаг, открывая укрепленную дверь, и мы забираемся в лифт. Фенвик изучает себя в зеркале, стряхивая перхоть со сморщенного плеча своего дорогого костюма. Все-таки с его фигурой что-то не так, раз даже костюм, сшитый у портного, сидит на нем плохо.

– Ты еще водишься с проститутками? – спрашивает он.

– Я провожу беседы.

– Ах, вот как они это теперь называют! – Он гогочет и хлопает по карманам брюк. – Как тебе платят?

Он не поверит, если я скажу, что делаю это бесплатно.

– Они дают мне ваучеры. Я могу получить по ним минет в любое время. У меня их полный ящик.

Он осекается и краснеет. Мне приходится сдерживать смех.

Фенвик, несмотря на свой безусловный врачебный успех, принадлежит к тому типу людей, которые всегда отчаянно пытаются быть кем-то другим. Вот почему он выглядит таким смехотворным за рулем спортивной машины. Все равно что Билл Гейтс в шортах или Джордж Буш-младший в Белом доме. Совершенно неуместно.

– Как обстоят дела сам-знаешь-с-чем?

– Прекрасно.

– Старик, я совсем ничего не замечаю. Кстати сказать, «Пфицер» предлагает новое лекарство. Загляни ко мне, я дам тебе кое-что почитать…

Связи Фенвика с фармацевтическими компаниями широко известны. Его кабинет ломится от продуктов компаний «Пфицер», «Новатис» и «Хоффман-Ла Рош» и их подарков: от ручек до кофеварки. Так же бесплатно он развлекается – ходит под парусом в Каусе, рыбачит в Шотландии, охотится на куропаток в Нортумберленде.

Мы поворачиваем за угол, и Фенвик бросает взгляд в мою приемную. Там уже ждет женщина средних лет, сжимая надувную оранжевую торпеду.

– Не представляю, как ты можешь этим заниматься, – бормочет Фенвик.

– Чем заниматься?

– Слушать их.

– Так я определяю, какая у них проблема.

– К чему эти сложности? Выпиши ей какие-нибудь антидепрессанты и отошли домой.

Фенвик не верит тому, что в душевных болезнях есть психологический или общественный аспект. Он утверждает, что их природа полностью физиологична и, следовательно, они по определению излечимы с помощью лекарств. Проблема лишь в том, чтобы найти правильную комбинацию.

Каждое утро (после полудня он не принимает) пациенты по одному маршируют в его офис, отвечают на несколько поверхностных вопросов, а затем Фенвик протягивает им рецепт и счет на сто сорок фунтов. Если они говорят о симптомах, он говорит о лекарствах. Если они жалуются на побочные эффекты, он изменяет дозировку.

Странно, но пациенты любят его. Они приходят с желанием получить лекарства, и их не заботит, какие именно. Чем больше пилюль, тем лучше. Может, они считают, что не зря тратят свои деньги.

Слушать людей теперь считается старомодным. Пациенты ждут, что я выпишу им волшебные таблетки, которые излечивают все. Когда я говорю им, что просто хочу побеседовать, они выглядят разочарованными.

– Доброе утро, Маргарет. Рад видеть, что вы это сделали.

Она показывает мне спасательный круг.

– Какой дорогой вы пришли?

– Через Патни-бридж.

– Это очень хороший, прочный мост. Стоит уже много лет.

Она страдает гефирофобией – страхом перед мостами. Еще больше осложняет дело то обстоятельство, что она живет на южном берегу и каждый день должна провожать детей в школу через Темзу. Она носит с собой спасательный круг на случай, если мост упадет или его смоет волной. Я понимаю, что в этом нет ничего рационального, но именно таковы фобии.

– Надо было уехать жить в Сахару, – иронизирует она.

Я говорю ей, что существует эремикофобия, страх перед песком и пустыней. Она считает, что это придумано для ее утешения.

Три месяца назад Маргарет охватила паника на середине моста, когда она вела детей в школу. Только через час окружающие поняли, что что-то не так. Дети плакали и сжимали ее руки. Она похолодела от страха и не могла ни заговорить, ни кивнуть. Прохожие думали, что она собирается прыгнуть с моста. На самом же деле Маргарет удерживала мост одной своей силой воли.

С тех пор мы проделали большую работу, пытаясь разрушить порочный круг размышлений, сопровождающий ее иррациональный страх.

– Как вы думаете, что может случиться, когда вы переходите мост?

– Он упадет.

– Почему он упадет?

– Не знаю.

– Из чего сделан мост?

– Из стали, металлических креплений и бетона.

– Сколько он там стоит?

– Долгие годы.

– Он когда-нибудь падал?

– Нет.

Каждый сеанс длится пятьдесят минут, а потом у меня остается десять минут, чтобы внести записи в карту до прихода следующего пациента. Мина, моя секретарша, точна до последней секунды, как атомные часы.

– Потерянную минуту никогда не вернуть, – говорит она, похлопывая по часам, висящим у нее на груди.

Она наполовину индианка, но выглядит более английской, чем клубника со сливками. Она носит юбки до колен, благоразумные туфли и кардиганы. Мина напоминает мне девушек из моей школы, которые были помешаны на Джейн Остен и постоянно мечтали о встрече с мистером Дарси.

Как грустно, что скоро я ее лишусь. Она со своими кошками собирается открыть гостиницу в Бате. Могу себе представить это место: кружевные салфеточки под каждой вазой, статуэтки, аккуратные шеренги тостов и яйца, сваренные ровно за три минуты, на подставках.

Мина проводит собеседования с претендентками на ее должность. Она сократила список всего до нескольких кандидатур, но я знаю, что мне будет трудно выбрать. Я все еще надеюсь, что она передумает. Если бы только я мог мурлыкать!

В середине дня выглядываю в приемную:

– Где Бобби?

– Он не пришел.

– Он звонил?

– Нет. – Она старательно отводит взгляд.

– Не можете ли поискать его? Прошло уже две недели.

Я знаю, она не хочет никуда звонить. Бобби ей не нравится. Сначала я думал, это потому, что он не приходит в назначенное время, но потом понял, что истинная причина в чем-то другом. Он ее нервирует. Может быть, это из-за его роста, может, из-за неопрятной стрижки или изъяна плеча. На самом деле она не знает его. Хотя кто вообще его знает?

Словно подслушав, он появляется в дверях, как обычно шаркая ногами, с озабоченным выражением лица. Он высокий и полный, со светло-каштановыми волосами, на носу очки в металлической оправе. Его туловище, похожее на пудинг, словно пытается вылиться из длинного пальто, обезображенного оттопыренными карманами.

– Извините за опоздание. Кое-что случилось. – Он озирается, все еще не уверенный, стоит ли заходить.