У Харриет все чувства были взбудоражены, и сон пришел к ней не так быстро. Она посмотрела сбоку на Рауля — на разлетающиеся крыльями брови и длинные темные ресницы, на высокие скулы и крупный орлиный нос, делавшие его лицо таким неотразимым, на чувственный рот — и ощутила, как жар, вызванный совсем не солнцем, заливает ее тело при воспоминании, которое разбудил его рот. Было бы лучше всего забыть тот инцидент. Перед сном Рауль снял свою головную накидку, и черные кудрявые волосы в беспорядке падали ему на лоб. Таким волосам позавидовала бы и женщина — густые, блестящие, закрученные как пружина, — и Харриет с трудом поборола желание потрогать их.

В то время, когда солнце уже достигло полуденной силы, она размышляла над тем, кем был этот мужчина, спавший рядом с ней. Он знал о ней все, однако она знала только, что его зовут Рауль Бове и что он географ. Прежде всего — что привело его в Африку? Что удерживает его здесь? Если судить по темно-оливковому цвету его кожи, то он жил и работал в этих местах уже много лет. Конечно, как географ он мог быть членом какой-нибудь организованной экспедиции — экспедиции, которая могла длиться несколько месяцев, год или даже два. Тогда почему он путешествует один? Где его спутники? И еще его прекрасный английский язык. Он пользовался разговорным языком и говорил лишь с едва заметным намеком на акцент. Жил ли он в Англии, и если да, то где? Что он собирается делать, когда попадет в Хартум? Какие территории в следующий раз будет исследовать и наносить на карту?

Харриет со вздохом села и обхватила руками колени. Куда бы он ни отправился, ее с ним не будет. Она останется в Хартуме, а затем ей снова предстоит тяжелое путешествие обратно в Каир и долгий путь по морю домой. Она опять вздохнула и легла. Все мечты ее отца были напрасны. Тихие слезы горя потекли у нее по щекам, она закрыла глаза и заснула.

Проснувшись позже днем, Рауль, нахмурившись, смотрел на Харриет. Ее сон был тяжелым и беспокойным, она ворочалась, металась и что-то невнятно выкрикивала, ее волосы разметались и спутались, груди поднимались и опускались под тонкими одеждами, расстегнутые пуговицы блузки открывали больше, чем полагалось бы видеть его глазам.

Встав возле нее на колени, он осторожно встряхнул ее за плечи, чтобы разбудить.

— Папа! Папа! — с болью вскрикнула Харриет, широко раскрыв невидящие глаза.

Ее прижали к незнакомой груди, и низким грудным голосом кто-то, успокаивая ее, произнес:

— Все в порядке. Вам приснился страшный сон.

Рауль нежно укачивал ее, как много лет назад, когда она была еще ребенком, укачивал отец. Видение исчезло, и Харриет снова вернулась в реальность — она прижималась к Раулю, навзрыд рыдая.

— Это не был страшный сон! — наконец удалось прошептать ей. — Это была правда! Папа умер!

— Поплачьте, — с несвойственной ему нежностью сказал Рауль. — Плачьте, пока больше не сможете плакать.

И пока небо медленно краснело, он держал ее в объятиях, и Харриет, не сдерживаясь, дала выход своему горю.

Ее рыдания затихли только к наступлению темноты, и она лежала, усталая и опустошенная, а Рауль гладил ее волосы, пропуская их между пальцами, и восхищался их шелковистостью.

На нем были брюки и рубашка, которые он носил под свободной арабской накидкой, и приятное ощущение тепла, исходившего от его тела, вызывало у Харриет чувство необычной безопасности и защищенности.

— Боюсь, я испортила вам рубашку, мистер Бове, — смущенно сказала она, когда наконец могла снова говорить.

— Это не имеет никакого значения, — успокоил он девушку, взглянув вниз на отделанную кружевом рубашку, которую она использовала вместо носового платка. — Вам нужно было выплакаться. Нельзя носить горе внутри.

Харриет смущенно отодвинулась, осознав, что его рубашка расстегнута и что ее мокрые от слез щеки плотно прижимались к его голой груди.

— Из-за моих слез вы, должно быть, считаете меня слабой.

— Наоборот, я считаю вас очень мужественной.

Интонация его голоса заставила Харриет испуганно взглянуть вверх на него: резкие линии его рта смягчились, а в глазах было выражение, которого она никогда прежде не видела.

— Мистер Бове… — несмело начала она и замолчала, так как он нагнул голову и его губы, теплые и требовательные, завладели ее губами.

На этот раз Харриет не сопротивлялась — не могла. Полностью сдавшись, она обвила руками его шею и бесстыдно прижалась к его телу.

Именно ее страстная реакция снова привела Рауля в чувство. Мисс Харриет Латимер не принадлежала к числу женщин сомнительной репутации. Будучи молодой и невинной, она, безусловно, полагала, что занятие любовью должно сопровождаться признаниями в преданности на всю жизнь и обручальным кольцом. Рауль резко отпустил ее. В его намерения не входило позволить себе подвергнуться подобной опасности, брак был предназначен для дураков.

— Уже темно. Нужно отправляться немедленно, если мы хотим сделать хороший ночной бросок, — спокойно произнес он.

Освободившись из ее объятий, он закутался в свою арабскую накидку, которая скрыла его рубашку, обтягивающие брюки и обутые в сапоги ноги, и вышел. Харриет в недоумении последовала за ним. Что случилось? Почему он так внезапно стал таким равнодушным? Он проворно свернул ковер и одеяла, потом разобрал и упаковал палатку. А Харриет в растерянности стояла и наблюдала за ним, ожидая взгляда, слова, чего-нибудь, что подтвердило бы ей, что его нежность не была плодом ее воображения.

Рауль понимал ее замешательство и ненавидел себя за минутную слабость, которая была тому причиной.

— Вот щетка для волос, — сказал он чуть менее резко, чем обычно. — Ваши волосы будут лететь мне в лицо, если вы их не соберете.

Она покорно взяла предложенную щетку для волос и медленными ритмичными движениями начала расчесывать волосы, а потом заплела их и закрепила на затылке.

У Рауля вырвался вздох облегчения. Он спал с женщинами разных национальностей, но никогда прежде не встречал ни одной с такими удивительными волосами, которые в ранних предвечерних сумерках сияли, как ангельский нимб, и у ангела на небесах пробудили бы вожделение, не говоря уже о чистокровном французе.

Вскочив в седло, он протянул вниз руки, чтобы поднять и усадить ее перед собой, но Харриет на мгновение задержалась.

— Я вела себя… неподобающе? — неуверенно спросила она.

Вздохнув, он подхватил ее и усадил впереди себя.

— Неподобающе вел себя только я, Харриет. Ваше положение достаточно сложно и без того, чтобы я еще ухудшал ситуацию. Так как я должен сопровождать вас до самого Хартума, то такие вещи больше не повторятся.

Лошадь легким галопом побежала вперед в темноту. Харриет почувствовала себя немного спокойнее. Он в первый раз назвал ее просто по имени, и сделал это с легкостью и сердечностью. Она понимала, о чем он говорит, и знала, что он прав. Он защищал ее репутацию, которая и так достаточно пострадает по их прибытии в Хартум, когда станет известно, что они путешествовали без спутников и даже без слуги. Когда же она окажется под крышей консульства, подумала Харриет, Рауль сможет совершенно открыто нанести ей визит.