нужна помощь. Мама, которая во все это не верит, сказала записаться к психиатру. А еще она сказала вот что: «Всегда можешь нажать на паузу и дать себе время на передышку» Мы с ней висели на проводе по 2–3 часа почти каждый день. Я — лежа в кровати, плача не зная от чего, а она — с той стороны — говоря, как она переживает и как хочет помочь.

В эти дни я никуда не выходила из дома. Просто лежала — устала от «ничегонечувствования». Я устала от боли, все время была дома, а мыслями — будто в совсем другом месте. Не чувствовала себя живой,

не чувствовала себя здесь и сейчас. Я — где-то далеко…

У психиатра я плакала пустыми слезами. Рассказала о том, как плохо. В теории — надо реветь о том, как тебе ужасно невыносимо!.. Но мои слезы были какими-то пустые, как у куклы. Обезличенными. Когда возвращалась от него домой, мама написала: «Не хочешь приехать к нам?» В этот же день вечером я стояла в аэропорту с рюкзаком. У родителей я чувствовала себя огражденной от мира, от людей. Опять лежала на кровати. Иногда мама приходила ко мне, спрашивала, надо ли мне что-то, может, она приготовит мое любимое блюдо… А я лежала и мычала в ответ «мммм, не хочу» Она присядет рядом, погладит по голове и уйдет. На самом деле, я так ей благодарна. Пишу и плачу от того, насколько. Она приняла меня и мою болезнь, она поддерживала меня. Она тогда для меня была самым теплым человеком.

В таком состоянии я жила где-то 4 месяца. С осени и до Нового года. В декабре-январе мне стало легче. То, что раньше меня отторгало, сейчас принимает — я могу, как и когда-то, любоваться архитектурой по пути куда-нибудь, у меня появились силы вернуться к учебе. Я полностью отказалась от какой-либо деятельности в психологическом центре. Продолжила консультировать — но только под присмотром супервизора. Я не брала новые курсы и следила за тем, чтобы не нагружать свои дни.

Спустя год, то есть сейчас, я опять обучаюсь. Теперь у меня теперь есть четкие правила:

Сон. Он должен быть стабильным — не так, что то в 11, то в 3 ночи. Я стабильно ложусь до полуночи.

Баланс работы и отдыха. Я раскидываю свои дела на неделю. Один день обязательно должен быть посвящен только мне. Я буду гулять, смотреть сериалы, сгоняю в «Мак» или пекарню — одна. Общение — это тоже про ресурсы и их затраты. А выходной — это день, когда я заряжаюсь.

Я смогла справиться с болезнью. И если это опять случится, то справлюсь опять.

История 11. Елена

К сожалению, я уже очень давно нахожусь на лечении, сменила много врачей, лежала в ПНД и о дереализации слышала от других пациентов. Думала, что меня это никогда не коснется.

Этим летом у меня случился серьезный конфликт с семьей (в основном, с мамой), я постоянно об этом думала, прокручивала в голове разговоры, очень переживала и спустя месяц такой нервотрепки случился первый приступ. Изначально не поняла, что происходит: был клиент, и я отмахнулась тем, что просто упало давление, и продолжила работу.

Через день случился еще один, после звонка матери. Я сидела на кухне с молодым человеком и поняла, что что-то не так. Опять списала все на давление и ушла в ванну. Я просидела несколько часов, пока не остыла вода. Казалось, что у меня обнаружились какие-то проблемы со зрением, изменились цвета — на все смотрела будто бы из-за спины, как будто меня вытолкнули из тела. Поняла, что не справлюсь самостоятельно, пришла в спальню, закрыла дверь. Молодой человек нашел меня на полу, в слезах, зажимающей уши. В квартире ничего тогда не работало, была полная тишина. Мне казалось, что звуки выкрутили на максимум и что вот-вот из ушей пойдет кровь. Следующей стадией стала паника. Ты видишь все не так как обычно, стены надвигаются на тебя и размеры вещей становятся непонятны. Я боялась, что это никогда не закончится. Все это время мой молодой человек сидел рядом, пытался успокоить и поддерживал диалог, не давал мне молчать и уходить в себя. Если честно, это были самые страшные четыре часа в моей жизни.

На следующий день я начала читать статьи, списалась с психиатром. Появился панический страх этого состояния. Я думала что у меня шизофрения или опухоль в мозге.

Самым главным советом в борьбе с этим состоянием было

«перестать паниковать» — звучало как издевка.

Следующий приступ пришел через пару дней. Молодой человек снова был рядом, так же успокаивал и помогал справляться с паникой: шутил, что мне не надо тратить кучу денег на наркотики, потому что мой мозг сам мне это выбрасывает — я ему описывала, как странно все выглядит и что я смотрю на него, а он размером с детскую куклу

(минутка позитива, да!).

При дальнейших приступах я старалась не паниковать, а прислушиваться к своему состоянию, пусть даже это и очень сложно.

Последний приступ застал меня в одиночестве — это то, чего я боялась. В тот день я прекратила общение с матерью, пошла в бар, пива выпить не успела — накрыло. Я смотрела в стену, прокручивала в голове разговор с матерью. Ощущение было такое, будто все мысли в голове сплелись в комок, а ты по ниточке выдергиваешь нужные. И чем больше думала о разговоре, тем хуже становилось состояние. Я поняла, как это работает и просто расслабилась — примерно через час-полтора все прошло. В этот раз не было никакой паники, но были сильные изменения пульса в моменты ухудшения состояния (до 35–40 ударов в минуту).

Как только я нашла и убрала причину моего большущего стресса, приступы пропали, их нет примерно полтора месяца — и я очень рада этому факту.

Реакция близких, наверное, тоже тяжелая история: я видела такой же страх в глазах партнера, как и у меня. Он ничем не мог помочь и очень переживал за мое состояние. Друзья были в шоке, мать сказала, что я все придумала.

А ощущения — действительно похожи на наркотическое опьянение. Я бы сказала — один в один (однажды я купила травку — было точно так же). Тяжело справляться с паникой, потому что приступы наступают очень неожиданно, и ты действительно ничего не можешь сделать, чтобы себе помочь — только сидеть и ждать, когда отпустит.

По словам моего молодого человека, я выглядела жутко в