Судя по всему, последний бокальчик был лишним. Стогову казалось, что это понимает даже муха. Барменша подошла убрать грязную посуду. Ее на столе скопилось довольно много.

– Еще принести?

– Да, принесите. Два по сто пятьдесят.

– Что-нибудь закусить? Салат? Пиццу?

– Денег нет.

– Девушка вон та про тебя спрашивала.

– Вы же знаете, мне последнее время как-то не до девушек.

Дождь все еще барабанил в окна. «Почему этот город построили именно здесь? – мучался он. – Хотя бы чуточку ближе к теплым и солнечным краям – почему именно здесь? Дождь в Петербурге идет всегда, а работы для такого парня, как я, в Петербурге просто нет… Только консультировать черт знает кого по вопросам, в которых никто не желает разбираться. И ладно бы только отсутствие перспектив, так ведь еще и этот чертов вечный дождь. Круглый год осень, и хотя в этом году осень довольно теплая, но даже самая рекордная жара у нас – все равно холоднее, чем зима где-нибудь на Карибах, откуда к нам притекает Гольфстрим, а наша собственная зима длится восемь месяцев в году, и пусть девушки на улице ходят пока с загорелыми голыми ногами – не успеют они и глазом моргнуть, как на ноги придется натянуть чулочки, а сверху еще и джинсы, а если зима выдастся совсем уж серьезной, то даже и валенки. А потом снег растает, и сразу начнется дождь… а потом я стану совсем старым и никому не нужным, а дождь все не кончится… Впрочем, вряд ли я кому-то нужен даже сегодня».

Из-за столика у входа выбралась улыбчивая девушка. Вблизи она оказалась еще менее симпатичной, чем казалась издалека.

– Скучаешь?

– Не настолько.

Он был уже так пьян, что поднять на нее глаза смог лишь с трудом. Она все равно села к нему за стол.

– Да ладно тебе. Я смотрю, ты тоже совсем один.

Стогов усмехнулся и залпом допил все, что еще оставалось в бокале.

8

– В каких отношениях ты состоял с исчезнувшим актером?

– В каких-то состоял.

– Конкретнее.

– Что вы хотите услышать?

– Я хочу, чтобы ты сказал правду.

– Вы действительно этого хотите? Мне вот кажется, вы хотите просто меня посадить и закрыть дело.

– Давай не будем заниматься демагогией?

– Давайте.

– У тебя в кабинете обнаружена целая куча денег, принадлежащих пропавшему.

– Допустим.

– И я хочу, чтобы ты рассказал мне, как они там появились.

– Это рассказать я как раз могу.

– Отлично. Капитан, вы записываете?

– Вчера, перед тем как исчезнуть, он пришел ко мне в кабинет.

– Зачем?

– По личному делу. Пришел с этой самой пачкой денег в руках. И стал кричать на меня…

– Почему?

– По причинам личного характера. А в конце беседы швырнул мне эти деньги в лицо, ушел к себе в гримерку, заперся там, и больше его никто не видел.

– И это все, что ты можешь рассказать?

– Все.

– Дурака из меня решил сделать, да?

– Почему?

– «Пришел, кинул мне в лицо годовую зарплату, а потом, чтобы не доставлять хлопот, просто растворился в воздухе!»

– Но вы хотели правду. Это правда.

Перед капитаном Осиповым лежал чистый бланк протокола допроса. Осипов успел заполнить шапку и дошел до фразы «По сути заданных мне вопросов могу показать следующее…». Теперь он ждал, когда же можно будет записывать дальше. Иногда вынимая из кармана телефон, он нажимал кнопку вызова. Стогов, как обычно, опаздывал на службу, но Осипов не терял надежды хотя бы дозвониться до него.

Он нажимал кнопку, и сигнал послушно шел через соты сотовой связи, отыскивая в пятимиллионном Петербурге нужного абонента. У Осипова был довольно дорогой телефон, а аппарат, на который поступал его вызов, был старым, царапаным, потрепанным немилосердной судьбой. Джинсы Стогова валялись в ванной, а телефон лежал в переднем левом кармане этих джинсов. На мониторчике высвечивалась надпись «О»: записывать фамилию абонента дальше Стогову было лень. Хозяин аппарата лежал в комнате на диване и не слышал звонка.

Осипов нажал кнопочку «Завершение вызова» и положил телефон на стол перед собой. Несколько раз переложил с места на место дешевые шариковые ручки, поднял глаза на майора. Рукава на рубашке майор закатал и всем телом теперь нависал над особенно маленьким в этой ситуации режиссером.

Насчет того, что режиссер не расколется, Осипов не переживал. Технологию допроса его шеф освоил блестяще. Знал, как именно себя вести, чтобы добиться результатов. Где нужно, майор повышал голос, где нужно, свирепо бил кулаком в стену, сыпал смутными угрозами и усмехался так, чтобы у допрашиваемого кровь стыла в жилах. Все это выходило у него просто отлично. Единственной проблемой было то, что сегодня с утра допрашивать ему выпало карлика, и от этого безотказные приемы выходили какими-то вымученными. Даже самому себе майор казался актером дурацкого шоу.

– Я последний раз предлагаю тебе оформить явку с повинной. Это облегчит жизнь нам и на суде послужит обстоятельством, смягчающим твою вину. Ты же хочешь, чтобы суд принял во внимание твое искреннее раскаяние, правда?

Обеими ладонями режиссер потер опухшие веки. Первая ночь в камере явно далась ему тяжко.

– Бред какой-то. Все, что вы делаете, очень нехорошо.

Майор наклонялся к нему поближе и почти шептал:

– А кто тебе сказал, что я собирался быть хорошим?

Капитан вздохнул и еще раз попробовал дозвониться до Стогова. Гудки выходили долгими и невеселыми. Осипов насчитал их приблизительно восемь, а потом на том конце все же послышалось хриплое «Але?». Капитан встал, вышел из кабинета, плотно закрыл за собой дверь и только после этого спросил:

– Ты где?

– Не знаю. Не исключено, что в аду.

– Бегом на службу. Майор тебя убьет.

– Передай, что он может не беспокоиться. Скорее всего, в ближайшие две минуты я сдохну и сам.

– Вчерашний режиссер вроде как решил дать признательные показания.

– Ладно. Скоро буду. Вернее, не очень скоро.

– Давай бегом!

Одежда лежала на полу ванной, будто истерзанный труп врага. Почему накануне он стал раздеваться именно тут, Стогов не помнил. Несколько гипотез на эту тему у него имелось, но додумывать их хотя бы до середины ему было противно. Какое-то время он неподвижно постоял посреди ванной. Хотелось, чтобы это время не заканчивалось никогда. Но оно закончилось: Стогов подошел к унитазу и едва успел наклониться. Рвало его долго и мучительно.

Умыться ему все же удалось. Не с первого раза и даже не со второго, но удалось. После этого он открыл дверь ванной и вернулся в комнату. Та выглядела так, будто ее бомбили. Через большое окно был виден кусочек Фонтанки, а на диване, завернувшись в простыню, спала девушка. Фонтанка выглядела красивой, а девушка нет. Еще снаружи шел дождь.