Они обнялись. Прежде чем расстаться, воевода сказал:

— Пусть пример Сечи будет нашей путеводной звездой.

Получив заверения от Великого князя, Аскольд со всех ног пустился на розыск Всеславны. Хотя, как он и предполагал, долго искать не пришлось. Семья Меченного встретила гостя с распростертыми объятиями. Отец долго мял его своими сильными руками, а мать, утирая радостные слезы, принялась целовать в обе щеки. В стороне стояла брюхатая сноха. Она тоже смахивала слезинки. Может, приход Аскольда напомнил ей о дорогом ее сердцу муже, который сложил свою буйную головушку под стенами неведомого ей Козельска? Теперь у нее одна забота — родить поскорее сыночка и воспитать его таким же, каким был его отец.

Услышав громкие голоса, проснулась Всеславна. Долгие скачки и бессонные ночи сделали свое дело: пока обрадованные ее появлением хозяева собирали на стол, она, сев у печи на лавку, тотчас заснула.

— Надо же, — всплеснула мать руками, — я-то думала, бедняжка без просыпа до утра продрыхнет. А она, смотри-кось, плывет как пава. Вот что значит голос любимого!

Аскольд зарделся. Ему захотелось поднять Всеславну на руки и нести, прижав к груди, до самого княжеского двора.

Взявшись за руки, влюбленные не отрывали друг от друга взора. Наверное, они так и ушли бы, если бы не голос хозяина:

— Аскольд, Всеславна! Вы куда? Прошу отведать с дороги, что Бог послал.

Первой чаркой помянули сына. На миг показалось, что сейчас откроется низкая дверь и покажется его косматая голова…

Медок брал свое. Зажгло тело. Печаль отступила. Слово набирало силу.

С улицы донесся шум, залаяли собаки. Сноха выскочила наружу и тотчас вернулась.

— Княжеский посланец, — в испуге оповестила она.

Разговор за столом враз оборвался. В дверях появился старый знакомый Руальд. При его виде Всеславна побледнела. Минувшее встало перед глазами, и она что есть силы сжала руку Аскольда.

— Не бойся, я тебя в обиду не дам, — тихо шепнул он и поправил на привязи меч.

Хозяйка тревожно посмотрела на посланца, потом перевела взгляд на мужа. Зосим молчал, исподлобья глядя на княжеского дружинника.

Руальд, наверное, сразу оценил обстановку. Голос его прозвучал миролюбиво:

— Аскольд и Всеславна, князь ждет вас. — И, жадно поглядывая на стол, уставленный закусками, добавил: — К обеду.

Хозяйка встрепенулась:

— Отведай, дорогой гость, моего рукоделия! Зосим, а ты чего стоишь как истукан? Налей доброму дружиннику медка! Ой, и хорош у нас, Руальд, медок!..

После двух кубков Руальд стал не в меру словоохотлив. Он рассказал, как в хоромах готовятся встречать козельцев.

— Говорят, — он многозначительно посмотрел на Всеславну, — князь приказал беречь княж… прости, тебя, как зеницу ока.

Хозяйка вдруг заторопилась:

— Как бы князь не прогневался! Ступайте, дорогие гости!..

Когда они ушли, мать с облегчением вздохнула:

— Я так боялась за княжну! Видать, оттаял князь. Слава Те Господи, — и она перекрестилась на образа.

Действительно, встреча козельцев в княжеских хоромах была обставлена торжественно. Холопы от самого крыльца вели гостей, словно знатных бояр, а в гриднице их встретили князь и княгиня и по очереди расцеловали вошедших. Княжна даже порывисто прижала к себе Всеславну, ревнивым взглядом попутно осматривая. Лицо молодицы выглядело усталым и слегка бледноватым, однако не потерявшим своего былого очарования.

Княгиня не могла не заметить, с какой любовью Всеславна смотрит на своего суженого, и у нее полегчало на душе. Хотя досада все же царапнула: «Каким же дураком был Всеволод, упустив такую красотку, а вместе с ней и город! Впрочем, города уже нет… Но где же, интересно, ее братец, что с ним?»

Князь торжественно приблизился к Всеславне и надел на ее шею ожерелье из берилл-каменьев. Аквамарины в солнечном свете отдавали морской глубиной, притягивая игрой красок. Запястье княжны украсил золотой браслет из витых дротов. Это был подарок княгини. Так черниговские властители откупились за ранее причиненные мучения.

Княжеская чета усадила гостей рядом с собой. Бояре зашептались. Первый вопрос задала хозяйка. Он касался ее брата.

— О нем ничего не знаю, — ответил Аскольд. — Когда покидал город, он был еще жив.

— Что же стало с городом? — спросил князь и отхлебнул хре́нового квасу.

— И тут ничего не могу сказать, — Аскольд посмотрел на жену. — Но мне довелось видеть, что татары сделали с Москвой, когда от нее остались одни головешки. Боюсь, та же участь постигла и мой город, — взор молодого Сечи опечалился.

— В этих дикарях нет ни жалости, ни человечности. Не дай Бог, если они придут сюда, — вздохнул князь.

Аскольд оживился:

— Пока не поздно, надо кликать помощь. Когда нас позвали поляки, мы ведь откликнулись на их зов! Одним тяжело будет отбиваться…

Князь кивнул. Посмотрел на боярина Кобылу, не спускавшего взора со Всеславны. «Ох, хороша твоя женушка, Аскольд», — подумал князь и покосился на княгиню, оживленно о чем-то беседующую со Всеславной. Он невольно залюбовался обеими. И сейчас, несмотря на то, что была значительно старше Всеславны, его супружница выглядела прекрасно. Дворовые девки постарались, румян не пожалели, и она казалась моложе своих лет.

— Ты верно говоришь, Аскольд. Одному всегда тяжело, — согласился князь. — Признаться, Конрад недавно тоже присылал ко мне гонца с предложением объединить наши силы. Догадайся, кого он еще кликал?

— Может, того гордого самовлюбленного тевтона?

Князь рассмеялся.

— Скорее уж надутого, как петух, которого эти самые пруссы чуть не общипали, кабы не твой, светлая ему память, отец. Добрый был воин и лучший из всех воевода! Таких теперь на Руси не осталось. — Князь взял кубок и поднял его над головой. В гриднице все замерли. — Помянем, други мои, лучшего воеводу и доблестного воина Андрея Сечу! Сегодня его нет с нами. Мы не ведаем, где покоится его буйная головушка, но знаем, что он отдал свою жизнь за нашу Русь, за свою, политую кровушкой и потом, землю. Так пусть же она ему будет пухом, а героический подвиг его станет для нас всех мерилом любви к своему родительству.

Князь жадно, большими глотками осушил кубок. Обтер ладонью мокрые губы, обнял Аскольда за шею и звучно поцеловал.

— А ну! — зычно гаркнул Михаил и ударил пустым кубком об стол.

Подскочивший немедленно отрок наполнил кубок вином.

— Други мои, — опять заговорил князь, — воевода оставил нам не только славу своих деяний, он оставил нам еще и самое дорогое — доброго воина, своего сына, ратная жизнь которого только начинается. Так пусть судьба бережет его от вражеской стрелы, острого меча и злого языка! Во здравие нашего гостя и его прекрасной супруги!