— …Нас к торжеству коммунизма ведет! — допел хор. Потом вступил чеканный голос дикторши. — Доброе утро, товарищи! В эфире первая программа всесоюзного радио.

Ага, вот эта штука на окне… Бело-зеленый радиоприемник. Я сполз с кровати, подобрался к розетке, в которую он был воткнут, выдернул вилку. Сквозь сон успел подумать, что какая-то она маленькая, но заострить на этом внимание моего сонного мозга не хватило, конечно. На настенных часах — шесть утра.

И свет я так и не выключил… Хотя и хрен с ним.

Я снова рухнул на кровать и провалился в сон.

— Веник, ну какой еще оживший труп, что ты мне голову морочишь?! Опять собутыльника притащил, а выпроводить не успел, и теперь сказки сочиняешь? — проснулся я чуть раньше, чем женщина заговорила. Разбудили меня шаги, хлопающие двери и всякий прочий шум. А эти слова просто были сказаны прямо за дверью. Голос был пронзительный, как будто говорила героиня мультфильма.

— Надежда Павловна, что вы такое говорите! — возмущался Веник.

— Фу, накурил опять! — сказала женщина. — Фрамугу открой!

Дверь распахнулась. На пороге стояла миниатюрная женщина в белом халате и в белой шапочке. На лице — старомодные очки в толстой оправе. В руках — картонная папка. Не только голос у нее был мультяшным, сама она тоже была какая-то мультяшная.

— Так, молодой человек… — сказала она и строго посмотрела на меня. Я поймал себя на желании вскочить и вытянуться по стойке смирно. Ну или хотя бы сложить руки на парте перед собой.

— Здрасьте, — сказал я и кивнул.

— Так… — повторила она, оглядела меня с ног до головы, потом повернулась к маячащему за спиной Венику. — Веник, ты вообще обнаглел?! Что вы тут такое устроили?!

— Надежда Павловна, да он правда ожил! — заныл Веник. — Я в журнале все зарегистрировал, номер семьсот тридцать четыре, сами проверьте!

— И от чего же он умер? — врачиха вошла в комнату, впечатывая широкие каблуки своих туфель в обшарпанный линолеум. — Кто радио выключил?!

— Эээ… — я втянул голову в плечи. Женщина воткнула вилку в розетку. Бело-зеленый радиоприемник тут же ожил.

— Сообщение со всесоюзной ударной стройки чебоксарской ГЭС, — заговорил бархатный голос диктора. — Многотысячный коллектив строителей начал подготовку к перекрытию Волги…

— Так… — Надежда Павловна снова посмотрела на меня. Мне на секунду показалось, что если бы не очки, ее взгляд прожег бы во мне дыру. — Значит так, одевайтесь и выметайтесь немедленно, пока я добрая. А что насчет тебя, Веник… На ближайшем собрании я поставлю вопрос о твоем увольнении! Так больше продолжаться не может!

— Да его вот так прямо и привезли! — Веник всплеснул руками и ударился пальцами правой руки об косяк. Зашипел. — У него нет никаких вещей, сейчас милиция приедет, будут экспертизу делать…

— Какую еще экспертизу, что ты мелешь?! — заорала Надежда Павловна. — Притащил какого-то своего дружка и выдумывает тут!

— Надежда Павловна, да ни один из моих дружков никогда «Рилу» не наденет! — в голосе Веника звучало прямо-таки неподдельное возмущение.

— Я слышать об этом ничего не хочу! — Надежда Павловна топнула ногой. Так сильно, что стеклянная банка с почти почерневшим чаем на тумбочке задребезжала. — Мало того, что сам одеваешься как обезьяна, так еще и… Немедленно выметайтесь, а то я милицию вызову!

— Милиция сама сейчас приедет! Экспертизу проводить… — протестовал Веник. — У него даже пальто нет, он там продрогнет на улице, снег вчера шел!

— Какую экспертизу? — Надежда Павловна схватила меня за плечо и попыталась поднять.

— Судебно-медицинскую, — втолковывал Веник. — Расследование будет, вроде как, убили его.

— Кого убили? — Надежда Павловна свела брови, между ними пролегла строгая складка.

— Вот его, — Веник ткнул в меня пальцем. — Номер семьсот тридцать четыре, по журналу проверье.

— А почему тогда он живой? — спросила она и снова посмотрела на меня.

— Так я же с этого начал, — на лице Веника отразилось вселенское страдание. Вид он имел бледный, но это понятно, все-таки работал всю ночь человек.

— Хабаровской краевой комсомольской организации вручено переходящее красное знамя ЦК ВЛКСМ за успехи в коммунистическом воспитании молодежи, — сказало радио все тем же бархатным голосом диктора.

«Нельзя так со мной спросонок… — подумал я, чувствуя, как снова начинаю деревенеть. — Они тут сумасшедшие все какие-то…»

— А можно позвонить? — спросил я, чтобы хоть как-то установить связь с реальностью. А то у меня было ощущение, что вокруг какое-то кино.

— Телефон в регистратуре, — сказал Веник. — Выйдешь, потом по коридору налево, потом снова налево.

— Так… — сказала Надежда Павловна, уперла руки в бока и встала грудью на защиту дверного проема. — Вы кто такой вообще?

— Жан Михайлович Колокольников, — отозвался я.

— Час от часу не легче! Что еще за Жан? Какая-то ваша кличка опять?! — волна гнева врачихи снова покатилась почему-то на Веника.

— Да Надежда Павловна, я его только сегодня впервые увидел! — простонал Веник и закатил глаза. — Его труповозка привезла, там Воха с Юрилой, у них смена скоро закончится, вот у них и спросите!

— Да что за цирк вы мне тут устроили?! — врачиха снова топнула ногой.

— У меня, кстати, тот же вопрос, — сказал я. — Я вообще-то с высоты упал, можно мне нормального врача, а не патологоанатома?

Врачиха несколько раз молча открыла и закрыла рот. Кажется, просто не нашлась, что сказать. Я поморщился. Не люблю таких теток. Ничего не проверила, и давай сразу разборки устраивать.

Я подмигнул Венику, пока ее взгляд искал еще какой-нибудь повод для возмущения. Тот в ответ развел руками и пожал плечами.

Тут в коридоре зацокали еще чьи-то каблуки.

— Надежда Павловна, вы здесь? — в комнату заглянула девушка в белой шапочке с бесцветным рыбьим лицом. — Там милиция приехала…

Глава четвертая

Диссоциативная фуга

Женщина выскочила из комнаты отдыха, в Веник остался. Он уселся на кровать напротив и достал из кармана халата пачку папирос. Протянул мне.

— Будешь?

Меня замутило только от одного взгляда на пачку с легендарной картинкой, которую советские летчики якобы успешно использовали как полетную карту. Радиоприемник бормотал что-то про напряженность между Ираном и Ираком и агрессивную политику НАТО.

— Судмедэксперт, наверное, приехал, сейчас цирк начнется… — криво ухмыльнулся веник, зажав зубами папиросу. — О, слышишь? Уже началось!

Верик чуть привстал с кровати и толкнул дверь. Петли скрипнули, и из коридора донесся недовольный, как у циркулярной пилы, напоровшейся на гвоздь в доске, голос Надежды Павловны.

— …уже писала жалобы и заявления! А вы все равно возите и возите! А у нас мест нет! И трубы во второй секционной протекают! Закрыли у нас лабораторию, за-кры-ли! В шинниках новый