— Итак, ты единственная, кто попросил добавки? Кстати, Дез рассказывал мне о людях, которые «подсели» на чае. Ты не можешь удержаться, правда? — спросила я, вытерла две чашки и поставила их на стол. — Восхищаюсь этим парнем. Он совершенно не теряется перед сестрой Хуппер.

— Сестра Хуппер будет возглавлять следующий марш протеста, — мягко сказала Мей. — Это доказывает, как несправедливы к ней люди. Думаю, она хороший человек.

— Она будет возглавлять? — Я была удивлена. — Тогда я не уверена, что хоть кто-нибудь еще придет.

— Знаешь, Дрейк, по-моему, ты не стремишься к успеху нашей акции. Ты пока еще ничего не сделала, чтобы помочь нам.

— Именно так, — согласилась я. — И не думаю, что стану что-то делать.

Мартин накрыл крышкой наполненный чайник, а затем воззрился на меня:

— Противопоставляешь себя коллективу?

— Я не единственная. Не так уж сильно я отличаюсь от других.

Мей недовольно заявила:

— Ты, похоже, будешь единственной студенткой в «Мей», пытающейся саботировать кампанию. Ты осознаешь, во что ввязываешься, поступая наперекор общему мнению?

— Нет, и не собираюсь сдавать своих позиций. Но давайте не ссориться из-за мелочей. Я услышала только твою точку зрения и мнение Тома Робертсона. Пусть у меня будет свой взгляд на происходящее. Никто пока не доказал мне его необъективности. Хорошо, возможно, нам должны повысить зарплату и создать более комфортные условия работы. Но я не думаю, что лучший способ добиться этого — поднимать шум и угрожать забастовкой, словно мы можем реально ее организовать.

— А кто это угрожает забастовкой? — поинтересовался Мартин, пододвигая мне мой чай. — Сахар?

— Нет, спасибо… — Я покачала головой. — Ди Воттс думает, что дело может этим кончиться. Ты ведь слышал ее слова: «Но неужели мы сможем?»?

Чашка Мей застыла на полпути к губам.

— Предположим, забастовочный комитет решит, что нужно бастовать. Тебе ведь придется выполнить его требование?

Мартин задумчиво посмотрел на спутницу:

— Разве?

— Она ведь не захочет, чтобы от нее шарахались, как от прокаженной?

— Не говорите обо мне так, словно меня здесь нет, — фыркнула я. — Мне наплевать, если кто-то назовет меня дурацкими словами. Я считаю, что у нас нет морального права бастовать или, если ты об этом, отказаться выполнять «несестринские» обязанности. Я против того, чтобы люди приходили сюда работать только ради денег. А ты?

— Разумеется. Но…

— Тогда почему ты здесь? Ты видела себя в мечтах «холодной женщиной в белом», как Турбер назвала нас? Или хотела поскорее смыться из дома? Или у тебя не хватило воображения представить, чем еще можно заниматься?

Собеседница разозлилась:

— Я пришла сюда, потому что хотела быть медсестрой! А почему же еще?

— Хорошо. Тогда ты прекрасно знала о зарплате и об условиях работы еще до поступления. И ты согласилась с ними. Зачем же поднимать шум сейчас?

— А она права, — мягко сказал Мартин. — Ты знала все это до того, как поступила, Мей. Ты ведь пришла сюда не для того, чтобы все реорганизовывать? Как некоторые женщины, выходящие замуж с мыслью перевоспитать своего супруга?

— И я слышу это от тебя? — возмущенно парировала девушка. — Ты же загорелся идеей демонстрации не меньше остальных!

— Да, но в тот момент я не слышал, чтобы кто-то предлагал отказаться от работы. С забастовкой я не согласен.

— Правду говорят, что некоторые из постоянного персонала больницы склонны больше играть на публику. А вот Том считает — нам следовало выступить уже давно.

— Да? — усмехнулся Вудхерст. — Если он откажется заполнять бланки, ему станет трудновато поддерживать порядок в отделении скорой помощи.

— Нет, ты просто невозможен! — Вильямс поставила свою полупустую чашку в раковину и ушла, перебросив косу через плечо. Лента на лбу сползла, и выглядела Мей сейчас так же устрашающе, как вышибалы в клубе «Вершина поп-музыки». Не будь я так раздражена, я бы расхохоталась.

— Вот видишь? — заявила я Мартину. — Она отплатила тебе за отсутствие поддержки.

— Дело не в этом. — Мужчина пожал плечами. — Я только указал на невозможность отказа медсестер от выполнения своих обязанностей.

— Проблема не только в ухудшении обслуживания. Подобные действия подрывают престиж нашей профессии, выглядят как несправедливость к пациентам. Общество всегда хорошо к нам относилось, ценило нас. Но если мы раздуем шумиху ради денег, тогда мы недостойны огромной благодарности, испытываемой людьми. Профессия медсестры станет обычной работой, которую мы выполняем тщательно только потому, что нам хорошо платят, а вовсе не призванием.

— А ты действительно хочешь работать медсестрой, правда?

— Конечно, хочу!

— А я хочу быть доктором, — кивнул собеседник. — Но мне не нравится противостоять всему отделению. Иногда совместные усилия — единственный способ чего-то добиться.

— О, Мартин, но ведь это не так! Ты ведь не собираешься всерьез идти с маршем по улицам! — воскликнула я горячо. — Ты слишком занят, и мы тоже. Все эти сестры, сидящие без дела в знак протеста или бегающие туда-сюда с плакатами… Это так глупо — бездарно тратить время, когда ты необходим в палате, чтобы ухаживать за больными.

— Хорошо. А какую демонстрацию ты бы предложила?

— Например… Мы могли бы в течение месяца выполнять все свои обязанности предельно тщательно, так, как нас учили. А в конце месяца попросили бы какую-нибудь уважаемую газету, «Таймс» или «Гардиан», опубликовать наше расписание и список обязанностей, без комментариев обнародовав несколько рабочих недель по девяносто шесть часов в каждой, мы смогли бы повергнуть людей в шок, заставить их понять, что нам не хватает рабочей силы. И если бы они также пришли к заключению, что нам недоплачивают, это было бы справедливо. Но к этому выводу они должны прийти сами, мы не можем давить на них. Нам действительно недоплачивают за весь круг наших обязанностей. Но нам платят достаточно за нашу реальную работу. Мы ведь все делаем на бегу. Больные больше не получают внимания и душевного тепла.

— Так почему бы тебе не предложить свой вариант студентам? — произнес Мартин.

— Мне? — удивилась я. — Мне одной? Да мне никогда не позволят!

— А кто может остановить тебя?

Я рассмеялась:

— Во-первых, сестра Каттер. Вчера я опоздала домой, потому что было много работы, а сестра любит придумать для студентов побольше заданий. Дома на меня накричали за то, что я стою на своем. Если бы кто-нибудь поддержал меня!

— Заставь их.

Я покачала головой:

— Никто не станет меня слушать. Окружающие подумают, что я просто сошла с ума.