Негромкий смех.

— Оно того стоило.

— Ты всё ещё хочешь меня убить, — прошептала я.

— О да.

— И хочешь меня. — Я взглянула ему в глаза дерзко и насмешливо. — Но ты никогда меня не получишь.

Тень наклонился надо мной ниже, почти касаясь моих губ. Я замерла.

Но он не стал меня целовать. Вместо этого он повернул голову — и коснулся губами шеи. Кончик языка скользнул по плечу — и дальше, к локтю. Его губы, неожиданно горячие, задержались там, посылая сладостную дрожь по всему телу — и я едва сдержала стон, когда они коснулись предплечья.

— Что ты делаешь? — прошептала я.

— То, что ты никогда не вспомнишь.

— Наслаждаешься моей беспомощностью?

— Хочешь сказать, ты ею не наслаждаешься?

Я сверкнула на него глазами:

— Нет. Никогда.

Тень усмехнулся, вновь коснувшись моей щеки ладонью.

— Зря. Отпусти себя на волю со мной, Дара. Тебе понравится.

— Это всё равно ничего не изменит, — хрипло возразила я. — Ты меня убьёшь, когда мы встретимся. Или я тебя.

— Тогда что тебе терять?

Он медленно, смакуя каждую секунду, передвинулся так, что оказался лежащим между моих ног. А потом опустился на меня, придавливая своим весом.

— Девочка-хейко, — прошептал Тень. — Пожалуй, мне понравится этот сон.

Я долго смотрела на него — обнажённая, распятая, беспомощная. А потом улыбнулась.

— Да, — прошептала я ему в лицо, обвивая руками его шею. — Ты никогда его не забудешь.

Я подалась к нему раскрытыми бёдрами, обнимая его ногами. Прижимаясь так, что если бы на нём не было тёмных штанов, ощетинившихся чешуйками — он легко взял бы меня. Тень резко вздохнул, и я ощутила его возбуждение. Со следующим вздохом за спиной у него распростёрлись призрачные крылья. Он толкнулся вперёд…

…И я, резко пнув его на бок, покатилась вместе с ним к краю скалистого островка, не выпуская горячее мужское тело из рук.

Тень не успел вырваться. Я поймала его заворожённый взгляд, уставилась в полуоткрытые губы, — а потом камень закончился, и мы вдвоём полетели с обрыва в звёздное небо.

«Как жаль, что я ничего не вспомню», — мелькнула последняя мысль.

И наступила темнота.

Когда я проснулась, я долго лежала на спине, наслаждаясь солнечным светом, проникающим сквозь щели в досках чердака. Лежала, наслаждаясь свободой, и не думала ни о чём.

Кажется, мне снилось что-то хорошее. Словно я побывала в схватке и победила.

Но больше, увы, я не помнила ничего.

Мелькнула рыжая тень. Вчерашний бродячий кот, пристроившийся рядом, выгнул спину, перепрыгнул через меня и ткнулся носом в руку, чтобы я его погладила.

Я рассеянно провела рукой по его спине и нахмурилась. Прошлой ночью я перешла дорогу самому опасному из наёмных убийц города. Тень служил маскам, но говорили, что он не брезговал и заказами на стороне — если они не противоречили воле его нанимателей, разумеется. И, конечно же, охотился на своих личных врагов с тем же методичным хладнокровнием. Никто не мешал ему заплатить людям, которые выследят меня, схватят и бросят перед ним на колени в цепях и ошейнике.

Мне нельзя теперь было появляться на улицах. А ещё — Конте должен узнать о нашей с Тенью ночной встрече как можно скорее.

Я вздохнула и встала с кровати. Быстро заплела косу, подхватила свёрток, в котором были мои клинки, туго обмотанные старым платьем, и беззвучно двинулась к лестнице, стараясь, чтобы доски подо мной не скрипели. В конце концов, пожилому вдовцу-садовнику, живущему внизу, вряд ли понравится обнаружить у себя на пустующем чердаке нежеланную гостью. Особенно злую, впопыхах одетую и хорошо вооружённую.

Впрочем, кто их поймёт, этих мужчин?

Вдоль подземной реки пришлось пробираться в полтора раза дольше: после вчерашнего дождя уровень воды поднялся и путь в полутьме по мокрым скользким камням враз сделался куда неприятнее. Ребята на посту тоже не оценили внезапную возможность искупаться: выглядели они куда как мрачными и пропустили меня дальше без обычных шуточек.

Впрочем, когда я добралась до огромного древнего склепа, который служил нашим убежищем, там всё выглядело по-прежнему.

Огромный зал с колоннами, выкрашенными золотой краской. Мраморный пол, высокие потолки…

…И по-свойски разведённый очаг. На разбитой крышке саркофага двое парней Конте жарили колбаски. Пахло имбирным пивом.

Горели светильники, и откуда-то сверху дул свежий воздух: Конте в первую очередь позаботился, чтобы у нас был приток воздуха и чистая вода. И добился своего: русло подземной речки Луадры, впадающей в Рин дальше по течению, проходило мимо старого кладбища, не задевая его, и её воды оставались чисты.

С едой, правда, в случае чего будут проблемы. Впрочем, кто вообще даст нам тут отсиживаться? Если до ушей масок дойдёт слушок, что знаменитый Конте Мореро окопался здесь, никакой осады не будет: это место просто сожгут дотла.

Я обвела взглядом роскошные ворота, много лет заваленные камнями и мусором. Теперь они были надёжнее иной стены: понадобилось бы два десятка демонов в первозданной форме, чтобы хотя бы попытаться их открыть.

— Эй, Закладка! — послышался знакомый голос. — Не поверишь, какие у меня новости!

Я обернулась с широкой улыбкой:

— Конте!

Встрёпанные со сна волосы, старая кожаная куртка, рубаха с прорехами и кожаные штаны в тон. Кинжал у пояса и ботинки с тяжёлыми подошвами. Конте стрелял из самовзводных арбалетов с двух рук, дрался как демон и мог прорубить себе путь из любой ловушки. Но чаще всего он выпутывался, пустив в ход всё своё обаяние и ловко подвешенный язык.

И даже после того, как убили его жену, он не сломался.

Я восхищалась им. И теперь, после встречи с Тенью, я здорово за него боялась.

— Снова ночевала в Янтарном квартале? — спросил он, подойдя ближе.

Я вздохнула:

— Ох, да. Ещё как.

— Ты ходишь по краю, Закладка, — негромко, но серьёзно произнёс Конте. — Да, ты приносишь ценные наводки. Но ты всё чаще мелькаешь среди хейко, на тебя засматриваются, и ты рискуешь всё сильнее. А если какой-нибудь подвыпивший клиент положит на тебя глаз и заупрямится, что будешь делать? Пойдёшь с ним?

— Ну… нет?

— Вот-вот. Пара реплик, драка, отрезанные головы — тебе правда это нужно?

— Я осторожна. Была осторожна, — поправилась я. — Ты прав: теперь я вряд ли туда сунусь. — Я вздохнула. — Вообще-то мне выпала та ещё ночка.

Конте мигом сощурился: