– Да я никогда не ругаюсь. – Леший вытер слезы маленькой, как у ребенка, ладошкой. – Зачем ругаться-то?

– Правильно! – поддержал Николай и, присев на корточки, расстегнул стоявший на земле рюкзак. – Дедушка, ты печеную картошку уважаешь?

– Только один раз ее пробовал, – признался леший, – но с тех пор сильно уважаю. Коля, а ты консерву откроешь?

– Даже на выбор! – гордо ответил Николай.

Двоюродные сестренки переглянулись, и старшая объяснила:

– Коля все консервы откроет, но на ваш выбор – до картошки или потом.

– Лучше всего вместе с картошкой, – посоветовала Настя.

Подумав с немного удивленным видом, Николай кивнул:

– В любом случае, пока мы все не съедим, меня домой не зовите!

– Хороший ты мужик, Николаша, основательный, неторопливый. – Леший облегченно вздохнул. – Я уж думал, ну как же так: всё грибы собирали, а толком-то не поговорили.

– Да, дедушка, самый лучший разговор – у костра, с душистой ушицей или печеной картошкой… – Николай подмигнул лешему, – с крепким, обжигающим душу чаем!

– Ладно, хватит прибедняться, – засмеялась Светлана, – а то дедушка поверит, что жена у тебя – змеевка и только благодаря хорошему чаю ты в этой жизни еще не замерз.

Лицам Светланы и Насти была свойственна некоторая суровость, но смех и мягкая улыбка превращали сестер в красавиц. Из бледно-голубых, выцветших глаз лешего опять покатились слезинки.

– Мы долго будем у костра сидеть, – пообещала Настя. – Дядя Коля медленно кушает… и в следующую субботу или когда-нибудь мы снова придем. Правда, Цветочек?

– Как ты меня назвала? – удивилась Светлана.

– Цветочек, – растерянно повторила младшая сестра.

– Хм… – казалось, что Николай пытается что-то вспомнить.

– Нет, – подсказала ему Светлана, умевшая читать обычно не очень сложные мысли мужа, – ты меня так не называл.

Она хотела добавить, что у него, наверное, раньше были Цветочки. Однако зачем ворошить прошлое, в котором они не были вместе и не могли защитить друг друга.

– Пойду-ка я за хворостом! – Николай поднялся. – Настенька, ты со мной?

– Я тоже с вами! – засуетился леший.

– Конечно, – кивнула Светлана с серьезным видом, – все идите, а то Коля заблудится.

Леший, уже сделавший несколько шагов вслед за Николаем и Настей, вдруг остановился, подумал и вернулся.

– Ты права, милая, – не надо, чтобы Коля опять заплутал, мало ли что.

Светлана внимательно посмотрела на лешего.

– Дедушка, все-таки кажется мне, что мы когда-то встречались.

– Цветочек, многие меня видели, но думают, что померещился, – уклончиво ответил леший. – А ты, значит, с ведьмой дружишь?

– Зачем вы, деревенские, про нее всякую ерунду рассказываете? – Голос Светланы стал жестким. – Вот Пантелей кабачки воровал, поэтому фермерша якобы разозлилась, и у него грыжа вылезла!

Леший не любил спорить, однако на этот раз осмелился возразить:

– Нет, грыжа – это не ерунда.

– При чем здесь Лария? Думаю, ваш Пантелей по жадности чересчур много кабачков в мешок накладывал, а до деревни не близко, и в горку идти надо.

– Честно говоря, мы с ним однажды поплутали, но кабачки он не бросил, – признался леший. – Может, после этого он грыжей мучается?

– Видите, как все просто объясняется. Мы с Колей не верим в колдовство, приметы и все такое. Дедушка, в вашей жизни когда-нибудь было колдовство?

С непонятной робостью в голосе старичок ответил:

– Нет, удавалось избегать.

– Не бойтесь, удача всегда будет на вашей стороне.

– Спасибо, Цветочек.

– А то, что Лария любит платья с крылышками, так, извините, кому какое дело? Пусть на себя в зеркало хорошенько посмотрят – настоящие чертовки!

– Встречаются, – согласился леший, – они носят мягкие шапочки, которые на рога не давят. С крыльями, разумеется, трудней, как их спрячешь?

Пришла Настя, бросила охапку хвороста на землю и оглянулась. На поляну вышел Николай. Опустив голову, запинаясь, он тащил волоком две большие валежины.

– Сразу характер у мужика видно, – с уважением сказал леший, – добытчик, как Пантелей.

Леший понимал, что не болеет, но ему было жарко, и голова кружилась. Он не посмел возразить, когда Цветочек взяла у него кружку. Оказалось, что не насовсем, – вскоре кружка вернулась. На этот раз в нее налили не по-жадному на донышко, а почти до краев, и жидкость была темной.

– Дедушка, помешайте варенье ложечкой, – сказала Настя, – или вам помешать?

– Я справлюсь, – ответил леший, задумчиво глядя на то, что Настя называла ложечкой. – У меня тоже такая есть, только я не знал, для чего она. Мне, бывает, что-нибудь вкусненькое и какие-то странные вещи маленький Мишутка приносит, сыночек Михаила Петровича и этой… с крыльями. Вы, кстати, объясните друзьям, что нельзя мальчонку одного в лес отпускать.

– Тетя Лария сказала, что он добрый мальчик и никого в лесу не обидит. Он действительно чудесный ребенок, мы все его любим, но какой же он фантазер! – Настя с мягким упреком покачала головкой. – Везде у него живут сказочные существа. В лесу с ним играют то ли зайчата, то ли крольчата Катя и Руся, которых он угощает свеклой и морковкой, а маме малышей передает привет и большой вилок капусты от своих родителей: капусту, по его словам, нести не надо, она впереди по тропинке катится.

Для дома он придумал флигель, там поселились дядя Тимофей и дядя Чир. Они помогают Михаилу Петровичу собирать материалы для докторской диссертации «Фольклор маленьких жителей Междумирья». Я взяла Мишутку за руку, и мы два раза обошли вокруг дома. «Ну где здесь флигель?» – спросила я. Упрямый выдумщик ответил: «Прямо здесь нет, а здесь в другом месте есть. Я туда через зеркало в маминой комнате хожу».

Он так серьезно говорил, что мне захотелось все же проверить. Мишутка сказал, что в зеркало надо входить решительно… Ох, дедушка, видели бы вы, какая у меня была шишка на лбу! Тетя Лария поцеловала мне лобик, потом гладила его и рассказывала: «Настенька, я бы сразу стерла твою шишку и утешила тебя каким-нибудь гостинцем, но лучше нам потерпеть, иначе ты чересчур быстро эту историю забудешь. А Мишутка уже спрашивал папу, можно ли покатать тебя на ковре-самолете. Причем он далеко не всегда с нами советуется – если что-то кажется ему само собой разумеющимся, то он действует самостоятельно».

– Он, конечно, хочет как лучше, – сказал леший, – маминой вредности у него нет… ну разве что совсем немного. А Михаилу Петровичу, поди, крепко достается?

– Да кому из нас, батя, не достается, – философски ответил раскрасневшийся Николай. – Миша мне как-то шепнул: «Знаешь, друг, я ведь два дня поросенком был». Уж не знаю, что он имел в виду, но глаза у него были печальными, и заметил я в тот раз, что жена на него виновато так смотрела. Женщина с характером!