Готово. Диана промокнула свою подпись и пробежала исписанные страницы глазами, потом сложила листки и затолкала их в конверт. Провела языком по клейкой полоске, запечатала письмо ударом кулака и надписала адрес, который мисс Катто продиктовала ей по телефону.

Дело сделано, долг исполнен. Эдгар будет доволен. Она встала из-за стола, и Пеко тоже поднялся на своих коротких ножках. Вместе они вышли из комнаты и через длинный коридор проследовали в холл. На круглом столе стоял серебряный поднос, предназначенный для корреспонденции. Туда Диана и бросила свое письмо. Рано или поздно кто-нибудь, скажем Неттлбед или Эдгар, заметит его, наклеит марку и отправит.

Дело сделано. А через месяц она уже будет в Лондоне. Внезапно развеселившись, Диана нагнулась, сгребла Пеко в охапку и прижалась губами к его мягкой, шелковистой макушке. «И ты поедешь со мной!» – пообещала она, и они вышли через парадную дверь на воздух, навстречу прохладному, свежему апрельскому утру.

– Джудит!

Ее уединение было нарушено взволнованным и, как обычно, повелительным окликом экономки.

– Боже мой! Я везде тебя ищу! Чем ты тут занимаешься? Приехала машина из Нанчерроу, тебя ждут. Поторапливайся!

Джудит поспешно вскочила и принялась лихорадочно складывать странички своего письма, одновременно пытаясь завинтить колпачок авторучки.

– Простите, госпожа экономка, я писала письмо маме…

– Не девчонка, а сущее наказание! Закончишь свое письмо позже, собирайся и пойдем скорей. Где у тебя пальто и шляпа? А все твои вещи?..

Ее нервозное нетерпение передалось Джудит. Она живо убрала неоконченное письмо и ручку в несессер, закрыла крышку; едва успела она защелкнуть замки, как экономка, точно коршун, выхватила несессер у нее из рук. Джудит лишь накинула впопыхах пальто и нахлобучила шляпку – а экономка уже ступила за порог и быстро зашагала в своем накрахмаленном переднике по длинному надраенному коридору. Джудит пришлось пуститься бегом, чтобы поспеть за ней. Вниз по лестнице, через столовую, через вестибюль, наконец через парадную дверь – и они очутились на улице.

У Джудит была лишь доля секунды на то, чтобы отметить про себя приметы прекрасного утра: голубеющее, точно накрахмаленное, небо, плывущие по нему облака, свежесть от прошедшего ночью дождя. Ее багаж был уже погружен в стоящий посередине гравиевой площадки в гордом одиночестве автомобиль. Не «даймлер» и не «бентли», а старый, здоровенный охотничий фургон, многоместный, похожий на автобус, с высокими колесами и декоративными деревянными панелями. Рядом, прислонившись к капоту, стояли, непринужденно болтая, двое мужчин. Джудит узнала Палмера, садовника из Нанчерроу; к своей старой рабочей одежде он присовокупил для проформы истрепанную шоферскую фуражку. Второго она не знала. Это был светловолосый парень, одетый в белый пуловер с высоким воротом и мешковатые вельветовые штаны. Когда Джудит и экономка вышли из дверей, незнакомец направился через гравиевую площадку им навстречу. И тогда Джудит поняла, что никакой это не незнакомец, – она узнала его по многочисленным фотоснимкам, виденным в Нанчерроу. Это был Эдвард Кэри-Льюис, брат Лавди.

– Ну, привет! – Он протянул руку. – Ты Джудит. Здравствуй! Я Эдвард.

У него были материнские голубые глаза и крупные, выразительные черты лица. Он был высок ростом и широк в плечах, но его загорелое лицо с очень нежной кожей все еще сохраняло мальчишескую свежесть, а приветливая улыбка обнажала ряд ровных, ослепительно-белых зубов. Несмотря на небрежность костюма и обшарпанные кожаные туфли, весь его облик производил приятное впечатление свежести, безукоризненной, как отбеленная рубашка, повешенная сушиться на солнце. Непредвиденное появление обаятельного и на удивление взрослого брата Лавди застигло Джудит врасплох, она пожалела, что в спешке кое-как напялила на голову свою уродливую шляпу и не успела причесаться.