После этого Фельдмана перевезли в Севастополь, где начальником военной гауптвахты был некий ефрейтор Бурцев. Фельдман, надо полагать, время не терял и начал сразу же обещать ефрейтору золотые горы за свою свободу.

Из воспоминаний Фельдмана: «Бурцеву нужны были деньги, и он, узнав, какая “птица сидит в его клетке”, решил разбогатеть, организовав Фельдману (о себе в мемуарах Фельдман писал в третьем лице. — В.Ш.) побег. Сначала хотели усыпить часового папиросами. Но потом возник другой вариант — найти среди солдат-охранников еврея. Бурцев верил, что каждый еврей сочувствует революции, и стоит ему сказать одно слово, чтобы заставить его действовать с ним.

— Уж ты, Костинька, подожди, — часто говорил он мне, — только придет на этот пост часовой-еврей! Как придет, так сейчас и уйдешь, — в этом не сомневайся! Эх, евреи — золотой народ! — заключал он, захлебываясь от восторга».

Сомневаюсь, прав ли он был вообще в своей вере в «еврейскую революционность», но на этот раз «еврейство» не обмануло его… Как-то утром Бурцев подошел к моей камере и сказал: «Сегодня в третьей смене часовой-еврей, действуй!»

И таким солдатом-евреем оказался некий Штрык. Он согласился помочь бежать Фельдману, но, разумеется, за хорошие деньги, сославшись на извечное, что он бедный еврей. Свою долю, несомненно, запросил и ефрейтор Бурцев. Через него Фельдман передал на волю записку на организацию побега нужна тысяча рублей. В какой пропорции эти деньги делились между Бурцевым и Штрыком, мы не знаем. К побегу были подключены: от Одесской организации Бунда брат Фельдмана Самуил по кличке «Евгений», от Киевской организации — Коган («Андрей») и Зборовский («Федор»), от Крымской организации — Каторович и известный впоследствии большевик Адольф Абрамович Иоффе, который и вывез Фельдмана за границу, через всю ту же Румынию. Заметим, что охраняли все же Фельдмана весьма неважно, если всего один часовой смог организовать побег. Любопытно и то, что в своих воспоминаниях Фельдман не упоминает о встречах в Румынии с потемкинцами, которые тогда неприкаянно шатались по всей Румынии. Профессиональному революционеру они уже были неинтересны, как отработанный материал. Да и торопился он в Германию на заслуженный отдых.

Деньги на побег выделили берлинская группа Бунда, которая оказывала материальную помощь «российской революционной эмиграции», и немецкий фабрикант Юлиус Герсон. На деньги германских социал-демократов был подготовлен контрабандный переход русско-румынской границы, а затем и германской, и через несколько дней на квартире Карла Либкнехта (Гарнштейна) Костя Фельдман подробно рассказал о своих приключениях.

* * *

В феврале 1917 года Фельдман вернулся в Россию, где подвизался при вице-адмирале Колчаке на Черноморском флоте и истово, как истинный правоверный эсер, проводил в жизнь политику Временного правительства. Затем Фельдман был делегирован Колчаком на Балтику, чтобы агитировать балтийцев за Временное правительство против социалистических идей. С приходом к власти большевиков умный Фельдман сразу же переписался к ним в партию и служил столь же преданно, как ранее и эсерам. Однако, помня его эсеровское прошлое, особой карьеры Фельдман при большевиках не сделал. А потому уже с начала 30-х годов выступал с бесконечными беседами о восстании на «Потемкине» и о своей руководящей роли в нем. При этом Фельдман очень любил порассуждать о причинах поражения мятежа (считал, что из-за недостатка революционной решимости моряков), написал мемуары, книжки о восстании для детей и даже снялся в фильме Эйзенштейна в роли… самого себя. Видимо, войдя во вкус творческой деятельности, К. Фельдман со временем получил известность как критик и драматург.

Вспомним, что Фельдман был эмиссаром одесских революционных кругов, которые помимо всего прочего желали использовать мятеж Черноморского флота для создания некой Южнорусской республики, которая бы стала временным Израилем для скитающегося по всему миру народа. В этой связи любопытна последующая дружба Фельдмана с Эйзенштейном. Не он ли подсказал режиссеру идею о создании Крымской автономной еврейской республики? Ведь именно в середине двадцатых годов группа советских и партийных руководителей во главе с Троцким инициировала вопрос о создании еврейской автономии в Крыму.

И, возможно, совсем не случайно в августе 1920 года будущий кинорежиссер Эйзенштейн был принят в ложу розенкрейцеров одним из лидеров этого ордена Б. Зубакиным, а два года спустя продолжил активное сотрудничество в московском отделении ложи — «Ордене Духа», а затем и в ложе «Ордене Света». Впрочем, все инициации о новой Крымской автономии пресек Сталин, образовав еврейскую автономию, но не в Крыму, о чем мечталось, а в Приморском крае на границе с Китаем

В 1925 году К. Фельдман проходил по делу о финансовых злоупотреблениях на «Мосфильме». Подворовывал наш герой, однако выкрутился из-за своего революционного прошлого, да и милиционеры постеснялись тащить на нары героя «Потемкина».

В 1937 году момент истины для Фельдмана все же наступил — он был репрессирован, но как-то и здесь выкрутился. В 1957 году, как ветеран революции, даже стал персональным пенсионером. Свою книгу о восстании на «Потемкине» Фельдман издавал всю оставшуюся жизнь, причем не как переиздания, а каждый раз под новым названием, т.е. как новую книгу, чтобы не терять гонорары. Фельдманский опус издавался в 1917, 1920, 1924, 1937, 1938, 1955 и в 1964 годах, а между выпусками книг бывший потемкинец пробавлялся бесконечными статьями и воспоминания, выступал (не бесплатно) с лекциями в системе общества «Знание», так что бывший меньшевик никогда особенно не бедствовал, ни в 1917 году, ни в 1964-м

Умер Фельдман, окруженный почетом и уважением, в 1968 году. При весьма тесных контактах Фельдмана с сионистами, сепаратистами и масонами остается только удивляться его продолжительной жизни. Впрочем, возможно, в этих контактах и кроется сама разгадка.

Другу и соратнику Фельдмана по «Потемкину» Березовскому повезло меньше, и в 1937 году он получил свою вполне заслуженную пулю в застенках НКВД. Следы ефрейтор Бурцева и рядового Штрыка, бежавших вместе с Фельдманом, затерялись где-то в Румынии.

Судьба жестоко покарала тех, кто прямо или косвенно пытался погреть на потемкинском мятеже руки. Так, куратор Фельдмана и Березовского Иоффе покончил жизнь самоубийством в 1927 году. Карл Либкнехт, финансировавший побег Фельдмана и его приезд в Берлин, расстрелян в 1919 году за попытку взять власть в Германии. В 1905 году в Констанце потемкинцев встречал социалист Раковский, чтобы «передать привет от европейского пролетариата и вдохнуть в их усталые души энергию к новой борьбе». Привет он передал, но в 1938 году за попытку государственного переворота в СССР был расстрелян.

Посланник Ленина М.И. Васильев-Южин, ехавший возглавить восстание, но так и не успевший попасть на «Потемкин», тоже получил в свое время по заслугам. В жизни этого профессионального революционера эпизод поездки на «Потемкин» (которого он так и не увидел в глаза) оказался самым заметным в его жизни. Если сейчас историки и вспоминают когда Васильева-Южина, то только по той причине, что он ехал, но не доехал…

Вообще, Васильев-Южин был личностью в своем роде примечательной. Сын пятигорского рабочего, отучившийся поочередно на физико-математическом факультете Московского университета и на юридическом факультете Юрьевского (Тартусского) университета. А нам говорят, что при царизме рабочие плохо жили! Попробуй сейчас простому работяге выучить сына в двух самых престижных вузах страны, да еще по столь престижным специальностям! Впрочем, возможно, что свое рабочее происхождение несостоявшийся «потемкинец» просто выдумал для пользы общего дела.