Сталин поднялся с кресла, походил. Снова сел. И снова поднялся.

— Ладно. Допустим. Что он еще сказал?

— Все. Больше ничего существенного.

— Все? — переспросил Сталин. Он взял отчет Хейфеца, нашел нужное место. Прочитал: — «И злобно заявил, неизвестно к кому обращаясь, что пусть ему не дана роль Моисея, но и роль Корея или Дафана ни одна сволочь его играть не заставит». Это, по-твоему, ничего существенного? «Неизвестно к кому обращаясь». Известно! Он обращался ко мне. И сказал, что я — сволочь! А? Это несущественно?

— Он имел в виду скорее меня.

— Тебя? Ты для него — микрофон. И только! Он. Сказал. Мне. Что я. Сволочь. Как тебе это нравится?

— Я не стал бы обращать на это внимания. К тому времени он был уже достаточно пьян. И вряд ли отдавал себе отчет в том, что говорит.

Сталин помолчал и неожиданно согласился:

— Ты прав. Не будем обращать на это внимания. Пока. Почему? Потому что он нам сейчас нужен. И он это знает. И это знаем мы. Отложили вопрос. Реакция на вчерашнее голосование в ООН по палестинской проблеме?

— Для нас — в высшей степени положительная. Первыми за создание еврейского государства голосовали Соединенные Штаты. Громыко — в конце. «За» были тридцать три делегации. «Против» — тринадцать, в их числе все арабские страны. Десять, включая Великобританию, воздержались. Арабы обрушились с резкой критикой на США, наша позиция осталась неакцентированной. Во всех еврейских поселениях Палестины всю ночь шли митинги. Советский Союз благодарили за поддержку.

— Когда евреи намерены объявить о создании своего государства?

— Скорее всего, 14 мая 1948 года. В этот день с территории Палестины уйдет последний британский солдат.

— Они понимают, что в тот же день начнется война с арабами?

— И очень хорошо. Они уже начали переговоры с нашими людьми в Румынии о продаже им оружия для Хаганы. Деньги они рассчитывают собрать при помощи еврейских организаций в США.

— Они смогут и оружие купить в США, — заметил Сталин.

— Нет. Американцы примут эмбарго на поставки оружия на Ближний Восток. Уже сейчас на обсуждение выдвинут этот законопроект. Если Америка будет продавать оружие евреям, это окончательно испортит отношения США с арабами. Трумэн не может себе позволить пойти на это.

— Штаты не будут продавать оружие только евреям?

— Нет, эмбарго распространится на весь ближневосточный регион. Иначе законопроект не пройдет. Еврейское лобби в конгрессе этого не допустит. Трумэну и так непросто будет провести закон об эмбарго.

Сталин вновь поднялся и медленно заходил по кабинету.

— Это хорошо, — подумав, сказал он. — Очень хорошо. Мы не заинтересованы в том, чтобы молодое еврейское государство в Палестине было раздавлено арабами в первые дни своего существования. Поэтому мы продадим евреям оружие. Разумеется, тайно. И научим эффективно его использовать. В Румынии, Польше и Чехословакии немало евреев, имеющих большой опыт военных действий. Нужно позаботиться, чтобы они оказались в Палестине. У нас есть такая возможность?

— Да, товарищ Сталин. В Румынии у нас сильные агентурные позиции. Наши люди контролируют переселение евреев в Палестину.

— Нужно их сориентировать в этом направлении. Если Хагана получит оружие и хороших инструкторов, сможет она противостоять арабам?

— В этом нет сомнений. В Хагане очень сильный моральный дух. А это, как мы знаем, решающий фактор.

— Очень хорошо, — повторил Сталин. — А потом мы будем продавать оружие и арабам. И что мы получим в итоге?

— Перманентный вооруженный конфликт.

— Правильно. Обе стороны которого будут зависеть от нас. В результате весь Ближний Восток станет зоной нашего влияния, а поток евреев-переселенцев из воюющей Палестины неизбежно переадресуется в Крым. И через них в зоне нашего влияния окажется и конгресс Соединенных Штатов.

Молотов промолчал. Очень он в этом сомневался. Но когда Сталин был в чем-то убежден, спорить с ним было опасно.

— Как на результаты голосования в ООН отреагировали у нас? — поинтересовался Сталин.

— Митингов, как вы понимаете, не было.

— Это я понимаю.

— О реакции можно судить по публике Политехнического музея. Был творческий вечер театра ГОСЕТ. Когда пришло сообщение, Михоэлс прервал концертный номер и объявил: «Мой герой, Вениамин Третий, отправившийся на поиски земли обетованной, спрашивал: „Где же она, святая наша земля?“ Он не знал ответа. Сегодня в Организации Объединенных Наций товарищ Громыко дал нам ответ на этот вопрос. Палестина — вот где святая наша земля».

— И что?

— Зал аплодировал стоя. Мне сообщили, что овация длилась ровно двенадцать минут.

— Двенадцать минут? — переспросил Сталин. — Это очень много.

Молотов напомнил:

— Вам аплодируют и по часу.

— Как ты думаешь, Вячеслав, что я чувствую, когда мне аплодирует зал?

— Мне трудно судить.

— Я чувствую, что советский народ верит мне. Что он связывает со мной надежды на лучшую жизнь. Что люди уверены, что я не обману их ожидания… Тебе не кажется, что Михоэлс слишком часто оказывается у нас под ногами?

Молотов пожал плечами:

— Так получается. У нас под ногами оказывается не Михоэлс, а еврейский вопрос.

— Может, пора его наконец решить?

Молотов не успел ответить. Вошел Поскребышев. Доложил:

— Абакумов на проводе. Просит санкцию на арест Евгении Аллилуевой.

Сталин подумал и кивнул:

— Согласен.

Вернувшись в свой кабинет, Молотов подошел к окну. Была глубокая, глухая ночь. Торчала колокольня Ивана Великого, подсвеченная прожекторами. Шел снег.

Ночь. Каждый день ночь. Бесконечная ночь. Как на обратной стороне Луны.

Он представил, как у себя в кабинете мягкой походкой вышагивает по ковру Сталин. Старый, смертельно опасный тигр. Молотов подошел к книжному шкафу, достал энциклопедию.

«Тигр. Один из крупнейших современных хищников… Тигры-людоеды обычно старые или больные особи… Активен преимущественно ночью…»

Преимущественно ночью.

Властелин ночи.

Князь Тьмы.

Евгению Александровну Аллилуеву и ее мужа Николая Владимировича Молочника арестовали поздним вечером 10 декабря 1947 года. Рано утром 11 декабря Кира Павловна, дочь Евгении Александровны от первого брака, кинулась к Гольдштейнам, близким друзьям дома. Она знала, что вечером 12 де-кабря они собирались на концерт в консерваторию, на котором должна была присутствовать и Светлана Аллилуева со своим мужем Григорием Морозовым. Гольдштейны хорошо знали Григория и Светлану. Кира надеялась, что они помогут.