И последнее, почему я возражаю против создания международного уголовного суда, заключается в том, что он — всего лишь новейшее, хотя и очень яркое, проявление старой моды на интернационализацию правосудия на основе так называемого «обычного международного права» неизбежно ведущего к несправедливости. Задумаемся над тем, что произошло за последние годы. Джереми Рабкин замечает по этому поводу:

Освобожденному от традиционных якорей международному праву больше не нужна реальная практика… Международный закон о правах человека является продуктом не судебной практики, а международной конференции. Для его принятия достаточно лишь абстрактного провозглашения. К тому же это не обязательно должен делать высший государственный орган. Просто берутся высказывания дипломатов на конференциях, которые кажутся весомыми, затем они препарируются толкователями так, чтобы придать им еще больший вес… Быстро вырастает словесная конструкция, которую начинают считать элементом «обычного международного законодательства»[211].

Таким способом невозможно создать какой-либо закон. Это прямая дорога к недоразумениям, это неограниченные возможности для трактовки и необъективности. Именно это нам и принесет Международный уголовный суд, если мы не откажемся от идеи его создания. Тому, кто считает, что я преувеличиваю, рекомендую поразмыслить над делом сенатора Аугусто Пиночета Угарте, которому я отдала массу времени и сил на протяжении более чем пятисот дней, пока тот находился под арестом в Великобритании.

Наша первая встреча с генералом Пиночетом произошла уже после того, как он оставил пост президента Чили, однако косвенно мы стали соприкасаться задолго до этого, еще в 1982 году во время Фолклендской войны. Тогда Чили предоставляли нам жизненно важную помощь, без которой, я уверена, наши потери были бы значительно серьезнее.

Наибольшее значение имела разведывательная информация. Чилийские ВВС обеспечивали нам раннее предупреждение о воздушных налетах ВВС Аргентины. Лишь позже я узнала об одной печальной детали. Незадолго до окончания конфликта чилийскую радиолокационную станцию дальнего обнаружения пришлось отключить на сутки для технического обслуживания, все сроки которого давно прошли. Последствия были трагическими. В тот же день, во вторник 8 июня, аргентинские ВВС успешно атаковали и уничтожили десантные корабли Sir Galahad и Sir Tristram, что привело к тяжелым потерям.

Помощь британской армии осуществлялась по секретному распоряжению президента Пиночета. Конечно, чилийцы делали это не просто из-за традиционной симпатии к Великобритании, которая, надо заметить, действительно существовала и продолжает существовать. Аргентина, более сильный сосед Чили, в то время угрожала и им, поэтому в случае победы Великобритании выигрывала и чилийская военная хунта. Принимая решение об оказании помощи, президент Пиночет, однако, сильно рисковал: в конце концов, мы ведь могли и проиграть войну.

Моя признательность чилийскому президенту и стране в целом, несомненно, повлияла на мое поведение впоследствии, когда экс-президент Пиночет оказался в сложном положении. Мною, однако, двигали не только эмоции. В интересах страны необходимо сохранять верность своим союзникам. Государства в этом отношении очень похожи на людей. Если у вас репутация человека, который рассчитывает на доброжелательное отношение других, но не отвечает на него взаимностью, то доброжелательность иссякает. Держава средней величины с глобальными интересами, такая как Великобритания, особенно нуждается в добром отношении со стороны союзников в каждом регионе. Неопределенность намерений Аргентины в отношении Фолклендских островов, сохранявшаяся длительное время, наглядно подтверждает этот факт.

Пожалуй, стоит развеять еще одно заблуждение насчет моего отношения к сенатору (каковым он является в настоящий момент) Пиночету. Иногда говорят, что я отношусь безразлично к нарушениям прав человека, в которых обвиняют Пиночета, и поддерживаю его просто потому, что он много сделал для Великобритании во время Фолклендской войны. Не знаю, как бы я себя чувствовала, если бы считала, что он виноват в многочисленных преступлениях. На мой взгляд, его арест был ошибкой из-за того, как он был осуществлен, из-за того, как это сказалось на Великобритании и Чили, из-за того, что мы получили опасный прецедент. Так или иначе, меня никогда не мучила проблема выбора, поскольку, с одной стороны, я не уверена во всех обвинениях, а с другой — убеждена в том, что в результате действий генерала Пиночета Чили превратилась в ту свободную и процветающую страну, которую мы видим сегодня.

В рамках этой книги нет места для углубленного изучения деталей того, что происходило в Чили в 70х и 80x годах. Однако я вполне могу привести основные моменты из моего выступления на закрытой конференции Консервативной партии в Блэкпуле в среду 6 октября 1999 года. Суть обвинений в адрес генерала Пиночета я тогда выразила одной фразой: «Левые никак не могут простить Пиночету того, что он, совершенно определенно, спас Чили и помог спасти Южную Америку».

Кроме того, я попыталась беспристрастно проанализировать свидетельские показания, с тем чтобы создать по возможности более или менее связную картину — к моменту моего выступления я изучила множество деталей. Как открыто признал сам генерал Пиночет, во время военного переворота в сентябре 1973 года действительно имели место жестокости. Они случались и впоследствии. Мера ответственности за случившееся все же может быть установлена лишь в Чили, а не в Великобритании. Хотя Пиночет (с другими членами военной хунты) и находился во главе политического руководства, существует большая разница между политической и уголовной ответственностью, на которую просто не обращают внимания. Глава правительства должен нести значительную долю политической ответственности за все, что бы ни случилось, пока он находится у власти. Но это вовсе не означает, что он должен нести и уголовную ответственность за все, что делается с его санкции или без таковой, с его ведома или нет. Противоположная позиция, подчеркнула я в Блэкпуле, предполагает, что нынешний британский премьер-министр и министр внутренних дел должны нести уголовную ответственность за происходящее в тюрьмах и полицейских участках всего Соединенного Королевства и при необходимости могут быть выданы Испании, где будут держать за это ответ.

На самом деле, несмотря на наличие судебных атрибутов, процесс против сенатора Пиночета в Великобритании был политическим. Именно поэтому он требовал, как минимум отчасти, политического ответа. Я напомнила присутствующим о реальных и удивительных достижениях правительства Пиночета, которое превратило Чили из страны хаотичного коллективизма в образцовое для Латинской Америки экономически развитое государство с приличным жильем для граждан, хорошим медицинским обслуживанием, низкой детской смертностью, растущей продолжительностью жизни и эффективными программами борьбы с бедностью. В качестве противовеса разговорам о «диктатуре» Пиночета я привела тот факт, что именно он ввел конституцию, обеспечившую возврат демократии; именно он провел референдум по вопросу своего дальнейшего пребывания у власти; именно он, чуть-чуть уступив по количеству набранных голосов, с уважением отнесся к результату и передал власть избранному преемнику[212].