Отец говорит, что из внутренне перемещенных лиц мы превратились во внешне перемещенных. За обедом и ужином мы часто говорим о доме, вспоминаем всякие мелочи. Мы скучаем по всему, даже по вонючей реке.

– Если бы я знал, что расстаюсь с домом так надолго, я постарался бы унести в своем сердце все, как Пророк, да пребудет с ним мир, когда он покидал Мекку, направляясь в Медину. Он много раз оглядывался, не в силах насмотреться вдоволь, – говорит отец.

Постепенно некоторые воспоминания о нашей жизни в долине Сват становятся далекими, словно истории, вычитанные в книгах.

Отец постоянно принимает участие в конференциях и симпозиумах, посвященных проблемам образования. Конечно, ему странно, что люди проявляют к нему интерес в первую очередь потому, что он мой отец. В Пакистане все было наоборот: я пользовалась известностью потому, что была его дочерью. Когда во Франции отец получал присужденную мне премию, он сказал в своем выступлении:

– В той части света, где я живу, отцам обычно приносят славу сыновья. Я – счастливое исключение, так как получил славу благодаря своей дочери.

В моем шкафу висит новая школьная форма. Она бутылочно-зеленого цвета и совсем не похожа на ту ярко-синюю, что я носила в Мингоре. Школа, в которую я хожу, тоже не походит на мою прежнюю школу. Здесь никто не боится, что школьное здание взлетит на воздух. Никто не боится схлопотать пулю в лоб лишь за то, что он хочет получить образование. К занятиям я приступила в апреле, когда достаточно окрепла. Это очень здорово – ходить в школу, ничего не опасаясь, не оглядываясь по сторонам, ожидая нападения талибов.

Школа очень хорошая. Некоторые предметы я изучала дома. Правда, здесь учителя пользуются на уроках компьютерами и Power Point, а не грифельными досками и мелом, как у нас. Среди школьных предметов есть такие, которые в моей прежней школе не изучали, – музыка, изобразительное искусство, информатика, труд (урок, на котором мы учимся готовить). Мы часто ставим опыты в лаборатории, что тоже для меня внове. Хотя на последнем экзамене по физике я набрала всего 40 баллов, физика по-прежнему остается моим любимым предметом. Мне нравится изучать законы и принципы, на которых зиждется мироздание.

Но как и моя мама, я чувствую себя одинокой. Для того чтобы найти хороших друзей, таких, какие были у меня дома, требуется время. К тому же девочки в этой школе относятся ко мне не так, как к другим. «О, это та самая Малала!» – говорят они. Они видят во мне «Малалу, борца за права девочек». В школе Хушаль я была просто Малалой, обычной девчонкой, которая любила рисовать, рассказывать смешные истории и разъяснять одноклассницам то, что они не поняли на уроках. Наверняка в моем новом классе, как и в любом другом, есть самая красивая девочка, самая умная или даже гениальная девочка, самая богатая девочка, самая шумная девочка, самая застенчивая девочка… Но я пока держусь особняком и не слишком хорошо понимаю, кто есть кто.

Здесь мне не с кем обмениваться шутками, и я приберегаю их для разговоров с Монибой по скайпу. Первым делом я всегда задаю вопрос:

– Что новенького в школе?

Мне интересно, кто с кем подрался, кого учитель похвалил, кого отругал. По результатам последних экзаменов Мониба стала первой ученицей в классе. Мое место за школьным столом по-прежнему не занято. Над входом в школу для мальчиков господин Амджад повесил большой плакат с моим портретом. Он говорит, что здоровается со мной каждое утро.

Я рассказываю Монибе о жизни в Англии. Рассказываю про улицы, вдоль которых стоят одинаковые дома – совсем не так, как у нас, где каждый дом совершенно не похож на другой и глинобитная лачуга может притулиться под боком у настоящего дворца. Дома здесь надежные и крепкие, они наверняка могут выдержать и землетрясение, и наводнение, рассказываю я. Жаль только, что крыши у них не плоские и играть в крикет на них нельзя. Англия мне нравится, потому что люди здесь вежливые и соблюдают правила поведения, говорю я; они уважительно относятся к полиции и не мусорят на улицах. Все здесь совершается точно в назначенное время, без опозданий. Правительство выполняет свои обязанности, и мало кто из жителей страны знает имя командующего армией. Все женщины, которые хотят работать, работают, причем занимаются такими профессиями, о которых в Свате и помыслить нельзя. Здесь есть женщины-полисмены и женщины-охранники, женщины, которые руководят крупными компаниями и корпорациями. Все они одеваются так, как им нравится.

Я стараюсь поменьше думать о покушении, хотя каждый раз, глядя в зеркало, невольно вспоминаю о нем. Операция по восстановлению нерва помогла, но все же лицо мое теперь не совсем такое, как раньше. Я не могу как следует подмигнуть левым глазом, а когда говорю, он слегка закрывается. Хидаятулла, друг моего отца, говорит, что я должна гордиться следами, которые оставил талибский выстрел.

– Ты принесла себя в жертву, и потому лицо твое стало даже прекраснее, – говорит он.

До сих пор неизвестно, кто в меня стрелял, хотя человек по имени Атаулла Хан взял на себя ответственность за покушение. Полиция до сих пор не сумела его найти. Нам сообщают, что ведется следствие, которое нуждается в моих показаниях.

События того дня стерлись в моей памяти, но иногда воспоминания вспыхивают в моем сознании, словно кадры кинохроники. Происходит это всегда неожиданно. В июне этого года в Абу-Даби я испытала острый приступ паники. Мы приехали в Саудовскую Аравию, чтобы совершить умра, малое паломничество. Вместе с мамой мы отправились в торговый центр – она хотела купить паранджу для посещения Мекки. Я заявила, что обойдусь без паранджи и ограничусь хиджабом, мусульманским головным платком. В шариате отсутствует закон, согласно которому женщина должна непременно носить паранджу. Мы шли по торговому центру, когда мне вдруг показалось, что меня окружили боевики с пистолетами. Я похолодела от ужаса и едва удержалась от крика. «Малала, ты уже смотрела в лицо смерти, – сказала я себе. – Бог даровал тебе вторую жизнь. Ничего не бойся. Страх мешает двигаться вперед».

Мы верим, что Аллах исполнит заветные желания всякого, кто попросит об этом, стоя у Кааба[2]черного куба – главной святыни мусульманского мира. Молясь у Кааба, я просила Бога установить в Пакистане мир и дать всем девочкам возможность учиться. К собственному удивлению, я заметила, что по моему лицу текут слезы. Когда мы посещали другие святые места в пустыне вокруг Мекки, места, где жил и молился Пророк, да пребудет с ним мир, я была поражена, увидев множество мусора – бумажек, пустых бутылок, пакетов. Жаль, что люди относятся к своей истории так пренебрежительно. Полагаю, они забыли, что Пророк, да пребудет с ним мир, учил нас: чистота – это половина веры.

Теперь мой мир стал иным. Границы его раздвинулись. На полках в гостиной нашего дома в Англии стоят премии, присужденные мне в разных странах мира – в Америке, Индии, Франции, Испании, Италии, Австрии и многих других. Я даже стала самым молодым в истории номинантом на Нобелевскую премию мира. Я всегда радовалась, когда получала призы за отличную учебу. К этим премиям я отношусь иначе. Конечно, я очень признательна, что мне их присудили. Но они напоминают о том, как много еще предстоит сделать, чтобы все дети на планете имели возможность учиться. Я не хочу, чтобы меня считали «девочкой, которая была ранена талибами». Намного лучше быть «девочкой, которая борется за право детей на образование». Именно этой цели я хочу посвятить свою жизнь.