– Когда-то я был узником Берилага, – гулко рокотал голос Отшельника. – Прикован цепями к смердящей клети со свиньями, истязаем душой и телом… Каждый вечер приходил надсмотрщик и стегал мою плоть плетьми и всячески унижал…

Максим, глядя на стоящего на коленях и бормочущего хозяина парковки, окончательно убедился что перед ним псих, он взвел затвор, готовый стрелять при первом же поводе к этому.

– …надсмотрщик любил сыграть в игру: девять негодных патронов и один боевой заряжать в магазин, и по очереди, – Отшельник сложил руки, будто держит оружие, оттянул затвор, поводил невидимым автоматом, выбирая мишень:

– …щелк, хырс-хырс, щелк, хырс-хырс, щелк. Я молил господа об избавлении день и ночь. День и ночь кому-то доставался хороший патрон, звучал выстрел, и несчастный падал в испражнения под ноги свиньям, обретая вечный покой, входя в райские кущи прощенным ото всех грехов праведным мучеником… Грех зависти обуял мою жалкую душу, и я возжелал такой участи, стать мучеником, освободиться от мирского бремени.

Безумец затих, сгорбившись, будто погрузившись в воспоминания.

– Шизофрения, определенно отягощенная психозом шизофрения… – бормотал себе под нос Крушинин, осматривая алтарь с головами и автоматом на почтенном расстоянии.

– А чего это он?.. – Симка подергала Макса за руку.

– Крыша потекла.

Отшельник дернулся, встал, отряхнул свои лохмотья, принялся подливать топленый жир в чадящие лампы, согнутые из жестяных банок:

– Дни, месяцы, годы… но господь услышал меня. Свинья, к которой я был приставлен, опорожнилась патронами, вы можете себе представить? В зловонной куче лежали восемь патронов, и каждый был отмечен огненными письменами: чревоугодие, блуд, гнев, сребролюбие, печаль, тщеславие, гордость и уныние.

Он потянулся к алтарю и вынул АК, повернулся к гостям, демонстрируя его, словно ребенка, и нараспев произнес:

– И восстанет в то время Михаил, князь великий, стоящий за сынов народа твоего; и наступит время тяжкое, какого не бывало с тех пор, как существуют люди, до сего времени; но спасутся в это время из народа твоего все, которые найдены будут, записанными в книге…

– Это… э-мм, – силился вспомнить Крушинин, хлопнул себя по голове, – Книга пророка Даниила! Но отшельник его не слушал, а наводил автомат Калашникова на своих воображаемых мучителей и снова убивал:

– Я казнил их за грехи: похоть – пых, чревоугодие – пых, лень – пых… А вот это – он потянул шнурок на шее, вытянув привязанный патрон калибра семь-шестьдесят два, – это мой грех, уныние. Архистратиг коснулся меня своим крылом, даровав свой меч, и я поклялся нести смерть и гонения приспешникам Нечистого, за что был наделен благодатью не страдать от стужи и огня, тело мое налилось статью и силой, а раны исцелялись за одну ночь. Я меч господень, и я караю, – он посмотрел на хмурого Макса в упор:

– А когда войско диаволово будет истреблено, карающий меч, «Азъ воздам!», и падет меч карающий на головы грешников, а пока… – Отшельник будто окаменел, по лицу пробежала судорога.

– …вы наверняка голодны? Так будем же есть и пить!

Максиму эта идея понравилась, хотя кое-как прожаренная собака сильно воняла горелым на сковороде. Брамин брезгливо отодвинулся и принялся изучать книги в углу. Лицо его просветлело, когда он заметил потрепанную Библию.

– Ну-ка, проверю, и себя, и его… А вера, знаете ли, действительно иногда творит чудеса, и раны заживают быстрее, и по снегу хоть босиком ходи.

– Да мутант он, – взглянув на сестру, поедающую без особого аппетита после вкусной кормежки Полиса собачий окорок.

– Ну, нет… Взрослый организм не мутирует. Просто повезло ему выскочить из Берилага зимой, когда пыли в воздухе нет, и каким-то чудом обойти зоны повышенной радиации.

– Чудом, потому что Господь ведет меня! – подтвердил Отшельник, крепкими зубами, без малейших признаков лучевухи, отрывая куски мяса. – И я увидел звезду, падшую с неба на землю, и дан ей был ключ от кладезя бездны. Она отворила кладезь бездны, и вышел дым из кладезя, как дым из большой печи, и помрачилось солнце и воздух от дыма… И вышла из него саранча на землю, и дана была ей власть, какую имеют земные скорпионы.

Брамин открыл Писание в конце, безошибочно определив, что неизвестный шизик с отличной памятью говорит сейчас речами Иоанна Богослова. Мог бы и сам по памяти воспроизвести целые куски этой книги Апокалипсиса, проповедники метрополитена так и сыпали цитатами оттуда, притворяясь истинными пророками для неискушенной публики.

Максим слышал об этом в первый раз, сразу представив боеголовку, падающую сверху, и ядерный гриб, дымом и пылью заволакивающий небеса. Кладезь бездны… Ящик Пандоры. Снова какие-то детские сказки вдруг оборачивались реальными событиями. Может, не такой уж сумасшедший этот Отшельник?

– Имеющий ухо да услышит! – тихо, но со значением поведал ему седобородый. И заговорщицки подмигнул.

Серафима бродила по залу, рассматривала алтарь с «карающим мечом» калибра семь-шестьдесят два, а Отшельник с удовольствием рассказывал свои истории этой чистой душе, коей считал девочку. Дни еще не успели стать длинными, как летом, но придется ждать много часов, пока не стемнеет настолько, чтобы снова отправиться в путь и одолеть последние сотни метров. И ссориться с хозяином парковки не хотелось. Оказалось, свое пристанище мужик оборудовал на время, в погоне за Сатанаиловым воинством набрел на хороший подвал, следуя за какими-то «всадниками Апокалипсиса». Усмехнувшийся Крушинин довольно быстро расшифровал это очередное загадочное послание перевернутого разума: конный памятник маршалу Жукову возле Исторического музея указывал прямо на Тверскую улицу. Воодушевленный отлитым в бронзе жестом великого маршала и невесть как избежавший влияния кремлевских звезд путник и направился вперед, пока не встретил повелительно простиравшего ладонь в сторону Моссовета Долгорукого! Так и обрел убежище, знамения на пути оказались на редкость удачными.

– И какие уж этому звезды… Тут и так полный звездец, все нипочем, – констатировал брамин.

Максим тоже посмеялся, стараясь, чтобы не заметил хозяин. И покосился на алебарду, которая намного более походила на карающий меч, чем автомат. Но если Отшельнику хотелось думать по-другому, пусть…

– Зверь подобен барсу, ноги у него, как у медведя, а пасть у него, как пасть у льва, – заявила Симка, присаживаясь поближе к брату и огню.

– Ну, ты, думай все-таки, кого слушать-то! – недовольно проворчал Максим, оглядываясь то на Отшельника, то на Крушинина, чьи речи иногда тоже казались слишком заумными. – А то крыша поедет.

– Да нет, Максим, он в каком-то смысле вполне нормально соображает, – возразил брамин. – Уважаемый воин Господа, не расскажете ли еще о вашей миссии?

И в тварях мерзостных, в красках описанных Отшельником, проглядывали знакомые черты мутантов, разве что изъяснялся он более вычурно, чем поддатые сталкеры. Да и те порой не отставали, выдумывая больше, чем видели на самом деле. Максим решил, что этот человек видел что-то страшное, из-за чего сошел с ума, а Берилаг, где его держали в клетке взаперти и каждый день могли убить, довел дело до конца. Теперь бывший пленник не выносит тесных станций и людей и ищет одиночества и простора на поверхности… Как же было на самом деле, никто не узнает.