– Не вам указывать мне, что делать. – Он посмотрел по сторонам. – Где моя жена?

Сетрит протолкалась сквозь толпу и вышла вперед.

– Ну, как тебе? – как-то по-детски спросил у нее Хирел. – Ты видела меня, жена? Правда я был молодцом? Совсем как тогда, когда принес бочонок, да?

Сетрит скрестила руки на груди.

– А кто будет стирать и зашивать твою тунику? – К большому удивлению Элфрун, в голосе ее слышались скука и раздражение.

– Я ведь уже сказал тебе: ты был молодцом, пастух. – Слова Ингельда вновь разбудили интерес толпы, и те, кто стоял далеко, стали проталкиваться вперед, чтобы лучше видеть и слышать. – Честь Донмута спасена в достаточной мере.

Элфрун была сбита с толку: в голосе его прозвучала насмешливая нотка. Хирел сражался героически, хоть и проиграл, он был ранен, а теперь Ингельд провоцирует его, стараясь разозлить? Хирел служил им верой и правдой, зачем же, скажите на милость, так себя вести?

Было ясно, что Ингельд забавляется, и Хирел, без сомнения, тоже понимал это.

– Не вмешивайтесь, – тихо сказал пастух. Он, подозрительно сощурившись, огляделся, и взгляд его остановился на поводыре медведя. – Ты все подстроил. Что тут вообще происходит? – Он снова вытер рукавом кровь со лба и с глаз.

– Это не я, хозяин.

– Тогда, значит, вы. – Хирел резко повернулся лицом к Ингельду.

Кто-то за спиной Элфрун тихо сказал:

– Если он и не знал ничего раньше, так узнает теперь.

Но она не оглянулась, чтобы посмотреть, кто это сказал, потому что не могла оторвать глаз от Хирела.

– Ты собираешься взять надо мной верх, как только что пытался сделать это с медведем? – Ингельд вопросительно поднял бровь.

Хирел неожиданно ринулся вперед, и Элфрун едва не задохнулась от испуга.

Но в тот же момент, словно ниоткуда, возникли Луда, и Хихред, и еще несколько мужчин и стали перед Хирелом. Атульф с угрюмым лицом и сжатыми кулаками также был среди них. Все они разом оказались между пастухом и аббатом, и Луда положил руку на плечо Хирела. Тот сразу сбросил ее, но Луда, сурово глядя на него, что-то тихонько ему сказал. Хирел молча уставился на своего тестя, потом, бросив еще один злобный взгляд на Ингельда, развернулся и, прихрамывая, стал пробираться через расступающуюся перед ним толпу; из раны на спине продолжала сочиться темная кровь, пропитывая его грязную тунику.

– Еще кто-нибудь? – Медведь свернулся в лохматый шар, закрыв морду лапами. Поводырь пнул его ногой, но тот лишь свернулся плотнее. – Может быть, кому-нибудь еще хочется померяться силами с моим малышом, выкормленным медом?

– А как насчет собак?

Элфрун уставилась на своего дядю, но он уже повелительно взмахнул рукой.

– Видиа! – Затем он вновь обратился к дрессировщику: – А твой медведь может драться с моими собаками?

Тот посмотрел на зверя, потом перевел взгляд на Ингельда и прищурился:

– Мой мишка зарабатывает мне на жизнь, господин. – В голосе его послышались заискивающие нотки. – А вдруг его ранят? Он кормит меня – мясо на обед, выпивка. Какую цену вы предложите на случай, если с ним что-то произойдет?

Толпа затихла. Хирела нигде не было видно.

Ингельд улыбался. Он похлопал рукой по кожаному кошелю, висевшему у него на поясе.

– Я точно не знаю, сколько у меня здесь. – Он встряхнул его и, склонив голову набок, вопросительно поднял бровь. – Хочешь испытать судьбу?

Бородатое лицо поводыря раскраснелось от возбуждения, глаза его горели. Ингельд еще раз встряхнул кошель, и Элфрун услышала, как мелодично звякнули в нем серебряные монеты. Этот изящный кожаный мешочек был довольно тяжелым. Она огляделась, подумав, что все эти пенни – результат тяжелого труда стоявших здесь людей. Ее людей, рабов и вольных. Наделы крестьян находились на территориях, принадлежащих аббату и лорду поместья, и практически каждый здесь расплачивался за землю продуктами, своим трудом и деньгами как с аббатом, так и с лордом. И сейчас воплощение их упорного труда на полях и оросительных каналах, за ткацкими станками, на реке и на пасеках исполняло эту манящую соблазнительную песню серебра в кошеле из тонко выделанной кожи.

И они переживали из-за этого.

Если их серебро сможет купить им чувство гордости, значит, потрачено оно будет не зря.

Они подбадривали Хирела, они смеялись над ним, когда казалось, что медведь хочет поиметь пастуха, а потом стыдились своего смеха. Они молчали, пристыженные его поражением. А теперь их аббат давал им еще один шанс. Жители Донмута – мужчины, женщины и дети, все до единого, сейчас, нетерпеливо переступая с ноги на ногу, жаждали этой схватки.

– Дайте вначале взглянуть на собак, – сказал поводырь.

Ингельд кивнул, но Атульф крикнул:

– Трус! – и несколько голосов в толпе повторили это оскорбление.

Ингельд поднял руку, призывая всех к тишине. Солнце время от времени пробивалось сквозь наплывающий туман, и сейчас его лучи как раз весело заиграли на расшитых серебряной нитью манжетах туники аббата и его массивном золотом перстне – это был хороший знак. Люди приумолкли. Элфрун внимательно наблюдала за своим дядей. Он скрестил руки на груди и стоял непринужденно, перенеся вес тела на одну ногу и оглядывая море лиц перед собой. Под лучами солнца была видна небольшая щетина на его небритом подбородке и над верхней губой и первая седина, блеснувшая в пряди каштановых волос, упавшей на его лоб. Он улыбался, и от этого кожа в уголках глаз собралась в морщинки, а складки, идущие от носа к уголкам рта, углубились и стали более заметны. Кончиками пальцев он задумчиво постукивал себя по руке, и внезапно Элфрун пришла в голову мысль, что он кого-то высматривает. Вдруг он вскинул голову, глаза его прищурились, а улыбка стала более теплой. Проследив за его взглядом, Элфрун увидела Луду, Сетрит и Хихреда, но так и не поняла, кому именно он улыбается. Зато возник неожиданный вопрос: почему Сетрит не пошла за своим раненым мужем, чтобы поухаживать за ним?

– Дядя?

– Ммм? – Он обернулся и беззаботно взглянул на нее из-под изящно выгнутых бровей своими карими глазами, продолжая улыбаться.

Сказать ей, собственно, было нечего. Она даже толком не знала, зачем окликнула его.

– Я просто… Смотрите, вон Видиа с собаками.

И действительно, появились Видиа и мальчик-собачник, все такой же безмолвный, как и в день своего приезда. Поводки собак были связаны, и Элфрун в очередной раз удивилась, как такой зеленый юнец может управляться с тремя столь сильными псами. Он и поводырь медведя могли бы рассказать друг другу много интересного об искусстве управления животными, если бы мальчик владел своим языком.

Ингельд обнял Видиа за шею, положил руку мальчику на плечо и вывел их вместе с их питомцами на импровизированную арену.