Ему, несомненно, уже сообщили, как Холмс относится к подобному вздору. Поэтому принц не стал сразу предлагать булавку для галстука или запонки, дабы не получить отказ.

— Да! — твердо ответил Холмс.

Признаюсь, я удивился не меньше Плон-Плона.

— Вы желаете получить что-либо небольшое?

— Я желаю, чтобы история о клинке и шлеме, которые были найдены возле Кровавой реки, осталась между нами. Можно счесть такую просьбу небольшой?

Плон-Плон едва сдержал довольную улыбку, ведь он не питал теплых чувств к своему покойному сопернику в борьбе за престол.

— Разумеется. Только это?

— Нет. Еще пять тысяч фунтов. Для принца это небольшая сумма.

— Вы хотите получить от меня пять тысяч фунтов?

— Разумеется, нет! Я хочу, чтобы эти деньги перевели в банк в Йоханнесбурге на счет мисс Серафины Хейден, которую недавно помиловали и освободили из государственной тюрьмы, признав невиновной в смерти Андреаса Ройтера. Это для нее и для ее ребенка.

Судя по выражению лица, Плон-Плона расстроила не столько необходимость расстаться с пятью тысячами, сколько мысль о том, что они достанутся бывшей заключенной.

— Это все?

— Нет, сэр.

Майкрофт Холмс, который ради такого случая явился в полном облачении кавалера ордена Британской империи — с клинком и орденской лентой, смерил брата суровым взглядом, призывавшим к молчанию.

— Что же тогда?

— Мне бы хотелось, чтобы армейскому обществу трезвости выдали чек на тысячу фунтов в оплату оказанных вам услуг. Вашу собственность, упакованную в четыре ящика с названием этой организации на крышках, в целости и сохранности доставили сначала главному капеллану в Альдершот, а потом уже вам.

Знал ли принц, что его «немалые средства» переправили в общество трезвости, а роскошный дорожный сундук забили душеспасительными брошюрами? Думаю, нет. Но, несомненно, Наполеон весьма обрадовался, что на этом просьбы Шерлока Холмса закончились.

Что же касается истории с французским престолом, об этом известно всем. Время генерала Жоржа Буланже, оппозиционера, ратующего за реставрацию Бонапартов, прошло. Симпатии непостоянной французской публики изменились. Генерал, конечно, мог бы проявить упорство и выждать, пока общественное мнение снова не окажется на его стороне. Но когда его возлюбленная Маргерит де Боннемен умерла от чахотки, власть и политика потеряли для него всякий смысл. Через несколько недель после ее похорон генерал написал завещание и застрелился у могилы Маргерит в Брюсселе. В том же году скончался и престарелый Плон-Плон, а с его смертью рухнули и все надежды на восстановление французской монархии.

Для нашего с Холмсом партнерства наступили смутные времена. Я подумывал о приобретении медицинской практики старого Фаркера в Паддингтоне и иногда в течение недели или двух замещал его. Конечно же, я уверил Холмса, что от Паддингтона до Бейкер-стрит всего каких-то десять минут ходьбы, но не мог обещать, что всегда буду под рукой. Работа врача грозила отнять бо́льшую часть моего времени. Правда, я согласился вести прием больных в кабинете Фаркера всего лишь несколько недель, однако меня не отпускало беспокойство. И предметом его был Холмс. Праздность навлекает большие несчастья. Если сыщик не погружался с головой в новое расследование, его обычно настигал очередной приступ хандры. На горизонте замаячил проклятый шприц в сафьяновом несессере.

Сколько раз я слышал от своего друга: «Мой мозг бунтует против безделья. Он нуждается в работе! Дайте мне сложнейшую проблему, неразрешимую задачу, запутаннейший случай — и я забуду про искусственные стимуляторы». Я слишком хорошо знал, что бывает, когда не подворачивается подобное дело. Накинутый на спинку кресла сюртук, расстегнутый рукав рубашки, жилистая рука со следами инъекций…

Именно об этом я думал за утренней чашкой кофе, притворяясь, что читаю «Таймс». И тут заметил, что перед Холмсом на столе лежит письмо. Подняв на меня взгляд, он усмехнулся.

— Ватсон, наш мир действительно очень тесен! — С этими словами мой друг передал мне вырезку из журнала Общества психических исследований, выпуск шестой, страницы сто шестнадцать — сто семнадцать, где приводилось пришедшее в редакцию письмо:

Британский институт, Брюссель, Рю-де-Виенн, дом 26

Утром двадцать девятого марта меня разбудили в обычное время, но потом я снова заснула и увидела сон.

В нем мы вместе с подругой отдыхали на побережье. Окна дома выходили прямо на море. В безоблачный солнечный день я стояла возле стены и наблюдала за двумя кораблями. Они сходились все ближе, и ни один не желал уступить дорогу. К моему ужасу, суда столкнулись, и одно развалилось надвое. Его развороченный паровой котел взорвался, во все стороны полетели обломки, повалил густой черный дым. Пассажиры, пытаясь спастись, попрыгали в воду. Я заметила плавающие вокруг судна шляпы и другие вещи. Неожиданно волна выбросила на берег прямо к моим ногам два тела. Тут я проснулась, на часах было ровно полдевятого. Все утро не могла я стряхнуть с себя пережитый ужас, а днем мы получили известие из Остенде об ужасной катастрофе, произошедшей на Ла-Манше, — столкновении «Принцессы Генриетты» и «Графини Фландрии». Один пароход врезался в другой и развалил его надвое, точно как в моем сне. Я не знала никого из пассажиров, но у дамы, с которой мы были во сне, на борту находилось трое родственников. Один из них утонул, а двое других спаслись.

Изабелла Янг

К письму прилагалось еще одно послание:

Сим подтверждаю, что мисс И. Янг рассказала мне о своем сне про столкновение двух судов до того, как мы услышали о катастрофе. Новости о ней пришли уже днем.

Мелиора Дж. Дженкинс,

управляющая Британским институтом,

Брюссель

Я посмотрел на Холмса — не шутка ли все это? Тот в ответ радостно улыбнулся.

— У нас появился клиент! Да еще какой! Это дело мне гораздо более по душе, нежели какое-то преступное братство или безделушки Плон-Плона. Вот загадка, достойная аналитического ума! Я напишу в Брюссель сразу же после завтрака, покорнейше попрошу назначить встречу и немедленно займусь этой тайной.

Правда удивительнее любого вымысла. Так или иначе, призрак шприца в сафьяновом несессере померк. Земля сделала очередной оборот вокруг своей оси. Если удача улыбнется нам, это дело сможет завладеть вниманием Холмса и занять его на тот месяц, пока я буду замещать доктора Фаркера в Паддингтоне.

Спасибо лондонскому Национальному музею армии, оксфордской Научной библиотеке Рэдклиффа, Вите Паладино и Исследовательскому центру Говарда Готлиба в Бостонском университете, редактору Кэрол Томас, бильд-редактору Линде Шекспир.