Мое отражение медленно проявлялось на ряби воды неясным, призрачным абрисом с двумя черными дырами вместо глаз и кривящейся, подергивающейся прорезью рта. «Не девушка, демон, — прошептала я ему. — Демон». Оно злобно смотрело на меня, его контуры медленно волновались, выражение было безразличным. Я поднялась и пошла к своей келье.

Дисенк не будила меня, и я проспала как убитая до тех пор, пока дневная суета двора не начала прорываться в мой сон. Тогда я заставила себя дойти до ванной комнаты, оживая, как поникший цветок, под благоухающими струями волы, которой Дисенк обливала меня, и ароматными маслами, которые массажист втирал в мою кожу. В это время дня обе ванные комнаты, как и комната для массажа, были заполнены оживленно болтающими женщинами, в ярком свете скользкие нагие тела блестели, как атлас, и благоухали ароматами всех оттенков; от смеси насыщенных запахов вокруг у меня слегка закружилась голова. Некоторые женщины здоровались со мной, но для них я все еще была чужая необычная девушка, что могла прописывать снадобья, и, хотя они все улыбались мне, на их лицах читалась либо настороженность, либо вежливая отстраненность. Но меня это не особенно трогало; свежеомытая и умащенная, с мокрыми волосами, обвитыми вокруг головы, я отправилась обратно в свое жилище.

У двери я увидела знакомую фигуру, человек стоял со сложенными на груди руками, устремив безразличный взгляд на беззаботную суету двора.

— Харшира! — закричала я, подбежав к нему. — Как я рада видеть тебя! Все хорошо?

Он с серьезным милом повернулся ко мне и поклонился:

— Все хорошо, Ту. Мастер в комнате.

Я опешила:

— Здесь? Гуи здесь?

Я рванулась через порог и бросилась к белой забинтованной фигуре, которая поднялась со стула рядом с моей кушеткой. Я едва заметила Гунро, которая, выходя из комнаты, задела меня плечом.

— Гуи! — выдохнула я, неистово обнимая его. — Я так скучала но тебе! Что ты здесь делаешь? Почему ты ничего не писал мне, с тех пор как я уехала из дому?

Он обнял меня, потом твердо отстранился в своей неизменной манере, взял меня за подбородок затянутой в перчатку рукой и повернул мое лицо к свету. Некоторое время он внимательно изучал его, потом отпустил меня.

— Ты стала другой, — уверенно сказал он. — Ты изменилась, моя Ту. Дисенк, принеси нам что-нибудь поесть. Ту, расскажи мне все.

С ощущением, что я вновь вернулась к жизни, я уселась на кушетку, и слова потоком хлынули из меня. Он хладнокровно слушал, а я не сводила с него глаз. Вернулась Дисенк с подносом, я что-то ела, не замечая, что кладу в рот, переводя дыхание между торопливыми фразами.

Когда я начала описывать последние две ночи, Гуи оживился, начал откровенно спрашивать меня о том, что фараон говорил и делал и как я себя вела. Я отвечала, не стесняясь. Я как будто стала пациенткой Гуи и описывала симптомы своей болезни, чтобы он поставил диагноз.

— Хорошо, — похвалил он. — Очень хорошо. Ты отлично справилась, Ту. Но тебе не следует впредь пить его вино. Это в обыкновении Рамзеса — на какое-то время сильно увлечься новой наложницей, но, если спустя недели ты все еще не наскучишь ему, на тебя начнут обращать внимание. И далеко не всегда оно будет восторженным. Будь осторожнее!

— Хорошо. Прости меня. Но расскажи, как там дома. У тебя теперь новая помощница? А что ты сделал с моей комнатой?

Он рассмеялся:

— Пока что ничего особенного. Я оставил ее для гостей. Что до новой помощницы, я не думал об этом. Да и кто может заменить тебя, Ту?

Я втайне ликовала.

Я все еще незримо присутствовала в его доме, где сохранялись мои следы. Я с тоской расспрашивала его о Кахе, о Небнефере, об Ани, и он с готовностью отвечал, понимая мой всплеск тоски но дому и явно не желая обострять его. Потом он поднялся, завернувшись в свои покрывала. Я потянула его за руку:

— Ты уходишь? Пожалуйста, Мастер, останься еще немного. Давай погуляем здесь. Я столько недель не видела тебя!

Он наклонился и поцеловал меня в макушку.

— Я бы очень хотел побыть с тобой, Ту, но мне нужно посетить мать фараона. И еще перед уходом я должен поговорить с первым советником Мерсурой. Ты посылала письма домой? Может быть, тебе нужно что-нибудь?

Я сложила руки на груди.

— Да, я диктовала послание писцу. Нет, мне ничего не нужно, — мрачно сказала я, разочарованная тем, что он пришел в гарем не только для того, чтобы повидаться со мной. У меня защипало глаза от подступивших слез.

Он кивнул, удовлетворенный, и направился к двери.

— Я откладывал свой визит, чтобы ты успела получше здесь освоиться, но это вовсе не значит, что я не думал о тебе все это время, — сказал он тихо. — Я скоро вернусь, моя дорогая.

Он ушел, его покрывала зашуршали, и его фигура на мгновение закрыла дверной проем.

Я вдруг испытала непреодолимое одиночество и разочарование. Что, если мне не удастся продвинуться дальше в обольщении фараона? Что, если я обречена оставаться в этой келье до конца своей жизни? Лучше умереть, чем влачить свои дни так, как Хатия, пьяная и больная, покинутая и всеми забытая. Страх распростер надо мной свои темные крылья, и я уткнулась лбом в колени.

Рука Гунро нерешительно коснулась моего плеча, и я пришла в себя. Она внимательно смотрела на меня какое-то время, потом сказала:

— Нам не запрещается покидать гарем, нужно только спросить позволения у Амоннахта и взять с собой стражу. Подобные привилегии обычно даются не сразу, но, хоть ты еще недолго пробыла здесь, если ты пойдешь со мной, я могу поручиться Хранителю, что ты не убежишь. Возьмем носилки и отправимся и город. Хорошо?

— О да! — воскликнула я, и смеясь и плача. — О Гунро, какая прекрасная мысль!

Она предложила мне одеться и подождать. Отсутствовала она довольно долго, Дисенк успела одеть и накрасить меня. Гунро вернулась с парой крепких солдат-шаарданцев.

— Хранитель позволил, — сказала она, — но нужно вернуться до заката. Носилки ждут у главных ворот. Ты готова?

Предвкушение вытеснило мой страх. Она взяла меня за руку, и мы вместе вышли со двора.

Несколько восхитительно бесцельных часов слуги носили нас в послеполуденной жаре по лабиринтам оживленных улиц, извилистых переулков, площадей и рынков Пи-Рамзеса. Мы пересекали широкие аллеи, уводившие взор к пилонам храмов, и узкие улочки, на которых толпились варварски одетые иноземцы, торговцы и ремесленники, что спешили поклониться своим иноземным богам. Дисенк и служанка Гунро шли рядом с носилками, а стражники расталкивали толпу. Мы продвигались по улицам, забитым ревущими ослами и босоногими горожанами, скрипучими тележками, нагруженными глиняными кувшинами, кирпичом-сырцом или шаткими горками блестящей глазурованной черепицы. Мы останавливались у рынков, наблюдая, как запыленные лавочники расхваливают свой товар прохожим. Мы даже добрались до доков, где на высокой бурой глади вод Авариса покачивались всевозможные суда в ожидании, когда взмокшие феллахи примутся за погрузку или разгрузку.