— Интерпол хорошо платит и взамен требует хорошей работы.

Первая часть этой сентенции не казалась адвокату бесспорной, но зато вторая не вызывала сомнений — требовать работу они умели.

После новостей начался кинофильм, который, по замыслу Карины, должен был отвлечь гостя от мрачных мыслей. Но куда там — фильм оказался полицейским боевиком, где комиссару каждые пять минут предъявляли разнообразно изуродованные трупы. На счастье Зильберштейна, ленту досмотреть не удалось: начались телевизионные помехи. Причем очень странные, ничего похожего никто из троих раньше не видел: экран делился на очень четкие черные и белые полосы, ритмически сопровождаемые ослепительными короткими вспышками.

— Говорят, они иногда взрываются, — опасливо заметил адвокат.

— Да, да, лучше выключить, — поддержал его гость.

Будильник, заведенный на «семь», поставили в его комнате, ибо ни Карина, ни адвокат в такое время не вставали.

Проснувшись около десяти, они застали гостя на кухне в глубоком унынии. Он был совершенно деморализован. Как выяснилось, он добросовестно встал по звонку и начиная с семи часов маршировал вдоль своего забора на улице.

Они приехали в половине девятого, и Зильберштейн сразу провел их в дом, но ни в подполе, ни вообще в доме никакого трупа не нашлось. Хозяину пришлось выслушать целый ряд нелестных замечаний в свой адрес, и даже угроз, однако, когда он предложил «возместить расходы за истраченный зря бензин», с ним стали разговаривать по-человечески. Они даже залезли в подпол и установили, что там действительно кто-то лежал. В протоколе записали, что в доме устроился на ночевку, предположительно, бомж, а хозяин, по неопытности, принял пьяного за труп.

Первым, не в силах сдержаться, фыркнул от смеха адвокат, а вслед за ним начала хохотать и Карина. Столь бессовестное веселье супругов Самойловых окончательно повергло беднягу в меланхолию.

Отсмеявшись, Карина попыталась его утешить:

— Отчего вы так убиваетесь? Ведь это гораздо лучше, что он был пьяница, а не труп. Неужто вам хотелось бы иметь в доме труп?

— Это вы мне говорите? Это я хотел труп? — вскинулся он неожиданно. — Но он был, был, я вам отвечаю за труп! — Эта вспышка возмущения истощила его силы, и он снова впал в апатию. — Я вам говорю, это еще не конец, — завершил он свою речь, горестно поджав губы.

Чтобы помочь ему заново вступить во владение домом, временно оккупированным действительным или мнимым трупом, адвокат милостиво согласился осмотреть место происшествия. Карина, разумеется, отправилась вместе с ними.

Люк располагался в прихожей около кухни и все еще был открыт. В свете мощного аккумуляторного фонаря, прихваченного адвокатом, они увидели внизу земляной пол и беспорядочно разбросанные дощатые щиты, по-видимому, имитировавшие когда-то деревянный настил, а также отдельные доски и рейки. Все это покрывал густой слой пыли, в которой у них под ногами, под люком, просматривался отпечаток, размерами и формой соответствующий человеческому телу.

— Какая здесь глубина? — небрежно спросил адвокат.

— Полтора, — ответил хозяин дома почему-то испуганно, — мне вот так. — Ребром ладони он показал на себе уровень немного ниже шеи.

— Итак, детективный театр в этом доме закрывается, — торжественно объявил адвокат и широким театральным жестом захлопнул крышку люка, которая обрушилась в свое гнездо с превеликим грохотом.

На этом церемония осмотра подвала закончилась, и Зильберштейн был приглашен к завтраку, по завершении коего супруги Самойловы совершили прогулку к побережью Финского залива и отбыли в Петербург.

Привычный круговорот дел оттеснил дачный инцидент на задний план, и Самойловы в разговорах к нему не возвращались, но в сознании адвоката отпечаталось ощущение столкновения с чем-то странным. Возможно, Зильберштейн прав, повторяя «это еще не конец», и следовало ожидать продолжения.

Оно последовало достаточно скоро, а именно, через два дня. В восемь утра позвонил Зильберштейн, в полной панике, и попросил о немедленной встрече.

Войдя в кабинет Александра Петровича и плюхнувшись на стул, он разразился потоком междометий, среди которых затерялись две более или менее осмысленные фразы: «я же знал это заранее» и «теперь их два».

Задав пару вопросов, адвокат выяснил, что труп, исчезнувший в ночь с пятницы на субботу, вновь появился на даче Зильберштейна, но уже не в подполе, а на участке, между сараем и забором, и не один, а в компании другого трупа.

— Почему вы так уверены, что они мертвые? Может, все-таки пьяные?

— Они лежат не как пьяные, они лежат как мертвые. Один — лицом вверх, и глаза у него мертвые… это не спутаешь, мертвые…

— Бред какой-то. Покойник погостил у вас в доме, а потом сбегал за приятелем. Уникальная история.

— Вот и я говорю: бред. Я так с ума сойду.

— В милицию сообщали?

— Нет еще.

— Надо сообщить. С этим тянуть нельзя.

— Я понимаю… Так я же боюсь их. Еще начнут на меня что-то вешать.

— Все равно их вызвать придется.

— Я понимаю. Вот я и подумал: может быть, вы…

— Что я?

— Будете с ними разговоры разговаривать, вместо меня. Такое бывает? Я заплачу, сколько надо.

— А, вот вы о чем… — Адвокат на секунду задумался. Дело, вроде бы, непрестижное, и гонорар ерундовый, а хлопот неизвестно сколько, но его любопытство уже было разбужено, а против него он был бессилен. — Ну что же, это возможно. Но тогда нам необходимо составить официальный договор.

— О, конечно, — обрадованно закивал Зильберштейн, — так давайте скорее.

— Подождите радоваться. Я не стану ввязываться в это дело, пока вы не расскажете мне все, что вам известно, без всяких умолчаний и недомолвок.

— А? Что? — попытался изобразить изумление посетитель, но тут же сдался: — Ладно, я расскажу.

Повздыхав и поерзав на стуле, он приступил к повествованию и начал с того, как его за последние несколько лет допекли дачные воры.

— И что за люди такие? Возьмут совсем пустяк, а все перероют и раскидают, и еще дверь бросят открытой. И ведь взламывают каждую дверь, а то и полы вскрывают. После них в дом заходить не хочется. Что они думают, у меня где-то клад спрятан? Вы объясните мне, кто они, эти люди?

Александр Петрович сочувственно покивал головой: его самого занимал этот вопрос. Его дачу тоже грабили каждую зиму, иногда не по одному разу, причем, если судить по набору уносимых предметов, это были подростки, но тотальность обыска, сноровка при взламывании и применяемая физическая сила казались вполне взрослыми. А с юридической точки зрения было дико, что люди способны рисковать по достаточно серьезной статье — как-никак кража со взломом, чтобы стащить отвертку и карманный фонарик или пару банок консервов.