Адвокат в ответ вежливо поклонился, и Ленски продолжил:

— Интеллектуальные проработки иногда бывают полезны. Возможно, мы эпизодически будем приглашать вас для совместной работы. — Не заметив на лице собеседника ожидаемого восторга, он счел нужным добавить: — Это будет для вас экономически выгодно.

Карина и Клава, тем временем управившись с кухонными делами, накрыли на стол, и разговор принял более светское направление.

— Я слышал о вашей склонности, господин Самойлов, вести «безнадежные» дела. Кого из «Пигмалиона» вы намерены защищать? Бухгалтера?

— Он не безнадежен, — подал голос полковник, — выкручивается довольно ловко. Свой срок, понятно, получит, но расстрелом тут, вроде, не пахнет.

— Бухгалтера я постараюсь утопить, а защищать возьмусь, вероятней всего, Хаштыкова. С ним, полагаю, в смысле безнадежности все в порядке?

— Да, — подтвердил Багров, — этот, по любым нормам, «вышку» себе намотал.

— И что же можно придумать в его оправдание? — с неподдельным интересом спросил Ленски.

— А я и пытаться не буду придумывать. Я буду доказывать, что вина других гораздо серьезнее.

— Но какая от этого польза подзащитному? Или вам самому?

— Как вы прагматично ко всему подходите, — улыбнулся Александр Петрович, — о подзащитном можно не беспокоиться, ему ни приобретать, ни терять нечего. А меня интересует концепция: принцип расчленения преступления. Просмотрите технологическую цепочку «Пигмалиона». Номер один: девочка в поликлинике заполняет бланк с медицинскими данными и отсылает его по почте. Преступления нет, уровень гемоглобина и группа крови пациентов не являются государственной тайной. Тем более что статистических медицинских центров предостаточно, и все они собирают подобные сведения. Номер два: накопление этой информации на компьютерах фирмы. Криминальный запах, безусловно, имеется, но состава преступления нет. Номер три: убийство будущего донора, единственное в этой цепи полноценное преступление. Номер четыре: Институт Склифосовского. «Скорая помощь» привозит умершего или умирающего человека, и его труп, в полном соответствии с действующими законами, передается медицинской фирме. Ничего криминального, и даже неэтичного, нет. Трупы спасают живых, а то, что это, как вы выразились, кому-то экономически выгодно, уже никого не касается. И наконец, номер пять: сама фирма. Залитые ярким светом операционные, современнейшее оборудование, звездные имена хирургов, и, главное, безупречная документация на каждый орган. Телекамеры, интервью, репортеры — все легально, в луче прожектора. Что еще? Замечательные законы, позволяющие разрезать на части и вывезти за границу хоть половину населения, и взятки. Взятки сейчас не опаснее насморка. В результате: единственное реальное преступление вынесено за скобки. Хаштыков наверняка и понятия не имел, кто его заказчик. К нему приходил какой-нибудь Миша или Коля, заставлял выучить наизусть адрес и фамилию жертвы и вручал пачку долларов.

— Я уже говорил, у вас опасный язык, — подал голос полковник. — Все так и есть, с той разницей, что к нему приходил Эдик.

— Насколько я понял, — задумчиво склонив голову набок, спросил Ленски, — ваша концепция предусматривает универсальность принципа расчленения преступления?

— Вы прекрасно ухватили суть дела, — поощрительно кивнул адвокат. — Большинство наших фирм имеет криминальные аспекты деятельности, и все пользуются этим принципом. Не у всех на счету убийства, но незаконные сделки — почти у каждой. Более того, сфера действия принципа расчленения катастрофически расширяется. Правительство, например, издает, мягко выражаясь, странные таможенные инструкции, и какие-то люди, пользуясь ими, мгновенно наживают миллиарды. Парламент принимает сырой и нелепый закон, но кто-то его ждет заранее и на его основе становится мультимиллионером. Так что старый добрый лозунг Римской империи «Divide et impera» теперь надо переводить не «Разделяй и властвуй», а «Расчленяй и властвуй».

— Звучит эффектно. А ваша концепция содержит какую-нибудь позитивную часть?

— Разумеется. Если преступная среда пошла по пути расчленения преступлений, правосудие должно научиться их интегрировать. У меня есть вполне конкретные идеи, и я их намерен изложить. С точки зрения юриспруденции, для нас проблема интегрирования преступлений, в которых замешано большое количество людей — проблема номер один.

— Веселое государство, где интеграция преступлений — проблема номер один. — Ленски мрачно усмехнулся, отчего кожа на его скулах натянулась, и он вдруг, несмотря на холеную внешность и элегантный костюм, сделался похож лицом на Багрова.

— Вы правы, господин Ленски, — серьезно подтвердил адвокат, — у нас очень веселое государство.

Александр Петрович Самойлов не был склонен к дачной жизни и обычно проводил большую часть лета в городе, совершая за сезон одну или две короткие поездки на южные курорты, причем ухитряясь устроить их так, что они шли не в ущерб, а на пользу делам, которые он в данное время вел. Тем не менее он считал обладание недвижимостью совершенно естественным для любого солидного человека, а в частности для себя, адвоката с именем — почти гражданским долгом, и потому имел дачный участок с запущенным садом и стареньким двухэтажным домом.

Нужно ли говорить, что такой человек, как Самойлов, если уж имел дачу, то в престижном месте, в Комарово, которое называл его подлинным именем — Келомяки, и на престижной улице, хотя и с нелепым названием — улице Академиков. Как ни смешно, два или три особняка на улице действительно принадлежали именитым академическим старцам, коих здесь никто никогда не видел, но зато их внуки и правнуки превесело проводили время на пустующей дедовской жилой площади.

Каждое лето, но не более двух раз за сезон, Александр Петрович подтверждал свое владение дачей, появляясь с друзьями и устраивая небольшие пикники. С соседями был знаком ровно настолько, чтобы их опознавать и обмениваться репликами по факту дурной либо хорошей погоды.

После женитьбы modus vivendi адвоката относительно дачи, как, впрочем, и во многих других отношениях, изменился. Выросшая в Ереване Карина, хотя и прожила достаточно долго в городских квартирах Москвы и Петербурга, так и не смогла отделаться от приобретенного в детстве мнения, что наилучшая форма бытия человека — в собственном доме. К этому добавлялись ностальгические воспоминания юности об ужинах и чаепитиях в саду под деревьями.

Она сама, не обременяя мужа лишними хлопотами, организовала на даче установку телефона, и вскоре Самойловы решили сделать загородный дом своей основной летней резиденцией.

Первый выезд на дачу совершили в апреле для посадки тюльпанов, к которым Карина испытывала неодолимое влечение. Выдался яркий солнечный день, не по сезону теплый, пожалуй, даже жаркий. Карина занялась перекапыванием клумб и высадкой луковиц, адвокат же, заявив, что у него аллергия к любым разновидностям земледелия, отправился прогуляться по окрестным улицам. В каком-то смысле характером он был подобен кошке, которая, попав в новое или давно не посещаемое место, обязательно должна все вокруг обнюхать.