Но за его бодростью кое-кто уловил тревогу, а некоторые заметили, что он не собирает свой выигрыш. Вскоре после этого Тоттон отправился на причал, и Баррард, немного выждав, пошел за ним. После этого разговоры в «Ангеле» поутихли, шуток поубавилось.

На причале, за колышущимися водорослями, не удалось разглядеть ничего. Навестив семью Сигалла, Тоттон настоял на том, чтобы пойти по тропе через болота к устью реки, куда вместе с ним пошел и Баррард. Там Тоттон беспомощно в течение получаса всматривался в дождь и свирепое море, пока Баррард не сказал ему мягко:

– Идемте, Генри, здесь нам нечего делать, – и не отвел домой.

После этого Баррард навел собственные справки и вечером вернулся составить другу компанию.

– Я вам должен, – сказал Тоттон с отсутствующим видом.

– Ну и ладно, должны, Генри, – жизнерадостно согласился Баррард, понимая критическую ситуацию, в которой находился друг. – Уладим все завтра.

– Я должен идти на поиски, – через несколько секунд вдруг заявил Тоттон.

– Умоляю вас, Генри! – Баррард положил руку ему на плечо. – Лучшее, что вы можете сделать, – это ждать здесь. Там ничего не разглядеть. Но когда ваш сын придет мокрый до нитки после того, как одолеет полпобережья, то для него будет лучше всего застать вас дома. Я уже отрядил четверых человек проверить вероятные места. – Он временно скрыл от Тоттона тот факт, что двое успели вернуться из Кихейвена и доложить, что не видели судна Сигалла. – Идемте попросим у этой вашей милой служаночки подать нам пирог и кувшин красного вина, – так описал он бедную девушку, чем удивил бы большинство людей. – Я умираю с голоду.

Заставив таким образом Тоттона хоть что-нибудь съесть, Баррард остался сидеть с другом в пустой гостиной и говорил мало, а Тоттон, как в трансе, смотрел перед собой.

Но даже Баррард пришел бы в крайнее удивление, если бы знал, о чем думает друг.

За день до гонки Генри Тоттон навестил Алана Сигалла.

Моряк был один и чинил сеть, когда заметил приближение купца и удивился, что тот остановился перед ним.

– У меня к вам дело, – начал Тоттон, а когда Сигалл посмотрел на него с удивлением, продолжил: – На завтрашнюю гонку поставлены немалые деньги.

– Говорят, что да.

– Но сами вы не ставили.

– Не-а.

– Вы мудры. Смею заметить, мудрее меня.

Если Сигалл и согласился, то не сказал. Признание Тоттона было неожиданностью, дальнейшее поразило моряка еще больше.

– Я слышал, вы намерены победить.

– Да ну? – прищурился моряк. – Где вы такое слышали?

– От сына. Сказал мне вчера вечером.

– А почему он так думает? – Сигалл вновь обратил взгляд к своей сети.

– Он не говорит.

Сигалл подумал, что если это правда, то юный Джонатан хранит его тайну лучше, чем родной сын. Но так ли это? А что, если купец явился с какой-то угрозой?

– Думаю, все зависит от погоды, – сказал он.

– Возможно. Но видите ли, – спокойно продолжил Тоттон, – исходная причина, по которой я поставил против вас, заключается в том, что я не думал, что вам будет важно выиграть.

Наступила долгая пауза.

Сигалл оставил в покое сеть и уставился на свои ноги:

– Да ну?

– Нет, не важно.

И далее, говоря мягко, купец упомянул две незаконные вылазки Сигалла, одну из которых он предпринял для лимингтонского купца, а вторую – для торговца шерстью из Сарума. Первая имела место пять лет назад, вторая – не очень давно. Но вот что интересно: маленький Вилли никак не мог о них знать. Откуда бы Тоттон ни получил эти сведения, мальчики были ни при чем.

– Итак, вы видите, – заключил Тоттон, – когда я поставил против Баррарда пять фунтов на саутгемптонское судно, то полагал, что даже если вы можете его обогнать, то не захотите, чтобы об этом узнали все. По крайней мере, это представлялось мне наиболее вероятным.

Сигалл поразмыслил. Купец, конечно, рассудил вполне правильно. Что до его осведомленности, то отнекиваться – пустая трата времени.

– Давно вы знаете? – спросил он просто.

– Несколько лет. – Тоттон помолчал. – У каждого свой промысел, и это его личное дело. Таково мое правило.

Сигалл взглянул на купца по-новому, уважительно. Понимание, когда нужно держать рот на замке, было у рыбаков высшей добродетелью – как и у жителей Королевского леса.

– У вас ко мне было дело?

– Да, – улыбнулся Тоттон. – Не этого рода. Оно касается гонки. Если мой мальчик прав и вы намерены победить, то вероятности изменяются. И я теряю пять фунтов. – Он помедлил. – Я слышал, что Альбион хочет поставить пять фунтов на ваш проигрыш. Поэтому я прошу принять его ставку. На самом деле вы не будете заключать пари – деньги дам я. И выплачу фунт, чем бы дело ни закончилось.

– Вы ставите против себя?

– Страхуюсь.

– Но если вы все равно мне заплатите, то всяко потеряете фунт?

– Я сделал еще кое-какие ставки и не останусь в убытке, если вы мне поможете.

– Но я рискую и проиграть.

– Да. Но я не могу вычислить вероятность. Когда мне это не удается, я не иду на спор.

Сигалл издал смешок. Его позабавило хладнокровие купца. И только подумать: он еще размышлял, не утопить ли юного Джонатана! Мало того что это лишилось смысла, так парень, запутав расчеты Тоттона, принесет ему фунт.

– Тогда договорились, – сказал он. – Я сделаю по-вашему.

Но, сидя в гостиной, глядя перед собой и вспоминая об этой сделке, Тоттон мог лишь проклинать себя. Он заключил свое дурацкое пари. Но как насчет сына? Почему он отпустил его с моряком? Потому что мальчик обидел его и он, Тоттон, был зол. Зол на простое дитя, мечтавшее только о приключении, которое разделит с другом. Он разрешил ему отправиться на лодке противника, он поступил с ним бессердечно. А теперь выясняется, что он, быть может, послал его на смерть.

– Рано отчаиваться, Генри, – услышал Тоттон грубый голос Баррарда. – Наверное, они объявятся к утру.

Если людям, которых отрядил Баррард, не удалось найти никаких следов ни Сигалла, ни его судна, то в этом не было ничего удивительного. Когда они поздно днем достигли Кихейвена, Сигалл находился всего в миле с небольшим от длинной косы и некоторое время пробыл там. Но он не пытался дойти до Кихейвена, как и не особенно хотел быть замеченным.

Ему повезло не потерять мальчиков. А дело к тому шло. Едва увидев, что они катятся к борту, он бросил румпель, кинулся к ним и схватил обоих; судно тем временем накренилось. Они чуть не выпали, все трое.

– Держи его! – крикнул он Вилли, отпуская Джонатана и вцепляясь в поручень, и, если бы Вилли не присосался к товарищу как пиявка, юному Джонатану, несомненно, пришел бы конец.