испытывать ностальгию в своей стране по своей же стране, – выразилась Марина. – Даже не той, "которую мы потеряли", а той… которой и не было, но могла бы быть. Мы все могли бы быть другими. Есть же такая частая описка: вместо "страна" пишут – "срана". А по-моему, мы дружно всей своей жизнью делаем эту описку: несколько поколений творим как будто всё от нас зависящее, чтоб буква "Т" выпала. А так бы хотелось уже вернуться в страну!

В этом городе-стране Бог сотворил для людей зелёные пирамиды холмиков, аккуратно разрезал их оврагами и расставил вдоль берега. А люди сотворили для Бога церквушки и с удовольствием расставили их и на макушках, и на откосах, и у фундаментов пирамид. Неправдоподобный пейзаж вдвойне неправдоподобно отражался и неправдоподобно удваивался. Теплоход проходил сквозь строй церквей и колоколен. Ярко-красочные, словно нарисованные, они смотрели и сверху, и снизу – с высокого берега и из воды. Луковки и шатры в самых разных сочетаниях составляли силуэты, по выразительности напоминающие что-то живое – то были, если угодно, лики русского зодчества.

Бывает, что в красоте отчётливо виден не стиль архитектуры, а стиль жизни. Причём – внутренней, молитвенной. Это когда Человек и Бог здороваются, а не просто одинокие люди на унылых берегах скучают. Здесь даже нет места отдельным чудесам, потому что всё – чудо.

Когда находишься в таких городах, трудно воспринимать мир невидимый менее реальным, чем видимый! Настоящее – воскресенское, преображенское, архангельское – окружает тебя настолько тесно, что ты "чувствуешь себя внутри фрески". В них – какое-то другое пространство. Будто сама "обратная перспектива" затягивает тебя внутрь. В мир какого-то святого измерения. Тебя окружает что-то бесконечно здоровое и естественное. Оптимальное соотношение покаянного и радостного, постного и Воскресенского.

Путешествие по древним городам России само по себе способно воцерковить человека, если он "имеет глаза, чтобы видеть".

– В лес идут за грибами, а в древние города – за Богом, – сказала Вера. И тут же зачем-то поспешила пояснить. – Где-то я это прочитала.

– А я вспомнила Аксакова, кажется, об Угличе, что он имеет "религиозную физиономию". – поддержала разговор Марина. – Хоть на современном языке и забавно звучит – зато самая суть! В те времена обычными считались выражения типа "физиономия здания", "физиономии башен". А здесь – "религиозная физиономия города". Вот так и проходят перед нами города-личности. Город-мученик Углич, город-митрополит Ростов, город-монах Сергиев Посад, город-князь Владимир, город-царь Москва. Общаешься – как с людьми, и если "город верующий", он много нового может рассказать.

Стоянка в Тутаеве была запланирована лишь на обратном пути. Так что сейчас теплоход просто "принимал парад церквей". Всё важное обычно так и происходит: сначала только первый взгляд, потом – настоящая Встреча как таинство.

Река тянулась ровно, как коридор: картинная галерея холмов и храмов. Даже страшновато оттого, что здесь Он так близко. На тихоходном кораблике не убежишь от встречи. Для того, чтоб остаться "спокойным" атеистом, здесь надо приложить немалое усилие.

– А где же сам город? – удивился Саша, видя везде только поселковые дома и палисадники.

– Да во-от же – ты что, слепой!

– А где большие дома?

– Да вот как-то уж без больших домов…

– Получается, такой милипизерный, Богом забытый городок?.

– Нет! Богом-то как раз не забытый – людьми пока забытый. А Богом… Вон Его здесь сколько!

Пламенеющая в зелени Казанская церковь по правому борту казалась паромом, который вот-вот спустится на воду и соединит берега удивительного городка. Другие церквушки отступили от воды подальше и даже пытались спрятаться за деревцами и домами, но не слишком-то старались – высокие купола и барабаны, в любом случае, их выдавали.

– Бог играет с нами в прятки, но всё время поддаётся, чтоб мы Его нашли. – сказала Марина. – Только ведь мы до того "умные", до того отучились от детских игр, что умудряемся даже и так Его не найти. Может, потому Он и говорит всем: "будьте, как дети", что дети-то всегда найдут спрятавшегося взрослого. От них и прячься не прячься – увидят.

– А Тутаев – это от слова "тут"? – перебил Саша.

– Нет, это в честь какого-то "героя гражданской войны". – сказала Марина. – Но все его давным-давно забыли, и потому сейчас можно считать что "тут". Всё – тут! Главное, Бог тут, а не "там". Он всегда тут .

– Это-то я уже понял, – сказал Саша.

– Но когда-то город назывался не Тутаев, а Романов, – добавила Марина. – В честь князя Романа Угличского.

– О, привет, князь Роман! – похлопал Саша Ромку. – Это твой город?

– Это моя импе-ерия! – гордо ответствовал Ромка.

– Да маленькая что-то!..

– А мне большой и не надо – я не жирный!

Всякому Человеку было приятно обустраивать под Богом своё княжество. В самих государствах того времени пожалуй было что-то домашнее, уютное, простое. Может, в силу самих своих размеров, патриархальности, каждое из них было ещё – не государство-Левиафан, а государство-семья. А что? Буквально все всех знают лично! Князь – батюшка… – не без амбиций, конечно, но и сами амбиции-то у него пока какие-то провинциальные, нестрашные, наивные. Вроде как народ в каждом княжестве считает: "Наш батька круче!" – а тот и старается всеми силами подтвердить, что так оно и есть. По-простому жили. Империй не знали. Бывало, воевали друг с другом – ну так, скорее, крепко хулиганили, чем воевали. Какой-нибудь епископ приходил – мирил.

И не то, чтоб так уж хорошо жилось людям – но как-то правдивей, что ли, естественней, ближе к земле… да и к Небу немножко поближе. Словно сам мир тогда был меньше, как эти государствочки: от неба до земли лесенки-стремянки стояли. Шатровые колокольни в память о них остались.

И ведь диво-то какое: тогда, до империй, ещё как-то слишком мало мучили, мало убивали… мало врали (даже ещё не придумали СМИ!). Русская провинция, в отличие от Москвы и Петербурга, вся какая-то – простая, неимперская. Вернее, до-имперская! До-державная. Чистая даже в самих своих мифах – как чиста память о детстве. Детство Руси просвечивает здесь на каждом шагу.

Светлые церкви, проплывая, отражались в глазах Веры… но что таилось по ту сторону этих глаз? светло ли было там? Только ли Царство Божие "внутри вас"?

Кириллу вдруг стало её жаль и он сказал мягко, как ребёнку:

– Ну, улыбни-итесь уж пожалуйста. Всё же – так красиво!

Медленно прошествовал навстречу кораблю этот крестный ход. Тихо, без пения и звона, спустилось по течению видение. Задержалось оно лишь настолько, чтоб поверить, что всё это не померещилось. Что всё – "тут".