разрушить существовавшее в первые дни революции единение в рядах антиправительственной оппозиции. Особенно большое волнение в кругах либеральной буржуазии вызвали резолюции, принятые 19 марта на организованном республиканцами массовом народном собрании в Оффенбурге. Собрание носило явно республиканский характер и преследовало цель подготовить почву для установления республики не в одном только Бадене, но и во всей Германии. В его резолюциях говорилось, что народ не доверяет новому, пополненному либералами правительству, а также большинству палаты, что он требует слияния постоянной армии с народной милицией, уничтожения всех привилегий, введения прогрессивного подоходного налога.

В других государствах Западной Германии народные массы с первых же дней марта также втягивались в революционное движение. И повсеместно, спасая свои шатающиеся троны, государи должны были идти на уступки. Таким образом, уже в первые дни марта либеральной буржуазии Юго-Западной и Западной Германии без труда удалось использовать в своих интересах подъем, охвативший массы немецкого народа. Рабочие и ремесленники, составлявшие основную силу движения, шли за левым крылом буржуазной демократии, горячо приветствуя те туманные пожелания благосостояния для всех, которые звучали в речах Геккера, Струве и других республиканцев.

Только в редких случаях рабочие выдвигали собственные требования. Лишь позднее, к концу марта, обострение противоречий стало толкать пролетариев больших немецких городов, а также беднейших ремесленников к попыткам перенесения в Германию программы социальной реформы и организации труда.

Незрелость рабочего движения и отсутствие пролетарских организаций, однако, не мешали немецким бюргерам видеть именно в рабочих главную угрозу своему господству. И хотя о коммунистической пропаганде в первые недели Мартовской революции нигде в Германии ничего не было слышно, именно страх перед «красным призраком» загонял немецких собственников в объятия старых властей.

Крестьянские выступления вспыхнули на западе Германии вскоре же после начала первых волнений в городах. Выступления крестьян начались уже 4 марта в северных округах Бадена — Крайхгау и Оденвальде. Отсюда движение быстро распространилось дальше и скоро охватило весь край, лежащий между реками Майном, Таубером и Неккаром, где не осталось ни одного замка, не подвергшегося нападению. Почти одновременно с волнениями в северной части Бадена аграрные беспорядки вспыхнули на юге герцогства — в озерном крае Шварцвальда, а также в соседних с Баденом округах Вюртемберга, Гессен-Дармштадта и Баварии. Всюду крестьянское движение принимало почти одни и те же формы. Вооруженные крестьяне окружали замки и устраивали огромные костры из феодальных документов. Затем они требовали от господ или их управляющих подписания специальной грамоты с отказом от всех феодальных прав и привилегий.

Хотя крестьяне Бадена только жгли отдельные замки и уничтожали феодальные документы, не выдвигая, за редким исключением, требований земельного передела, их волнения в сознании испуганных бюргеров неизменно связывались с выступлением городских пролетариев. Правительство в Бадене сразу же поняло опасность крестьянских выступлений. Оно бросило в северные округа все воинские силы. В то же время к границам Бадена спешно стягивались баварские и вюртембергские войска. Однако до открытых столкновений дело не дошло. Правительство поспешно провело через палату закон о полной отмене феодальных повинностей за выкуп, и это привело к успокоению баденской деревни. Таким образом, ко времени Оффенбургского собрания республиканцев 19 марта крестьянское движение в Бадене стало затихать, и крестьяне начали возвращаться к своим очагам, ожидая обещанных облегчений.

Республиканцы-демократы не сумели поддержать восставшую деревню. Все их резолюции обходили важнейший вопрос о судьбе феодального землевладения и не шли навстречу бедноте, страдавшей от страшного малоземелья.

В это время верховный орган Германского союза, заседавший во Франкфурте бундестаг, совершенно растерялся. Стремясь вернуть себе давно утраченное доверие народа, он с большим запозданием возвестил

0 намеченных реформах внутреннего строя Союза и пошел на разные уступки. Чтобы вырвать инициативу из рук либеральной буржуазии,

1 марта бундестаг обратился к германским правительствам и народу, призывая их к сотрудничеству. Он отменил цензуру, признал революционное трехцветное знамя национальным знаменем Германии, а старого имперского орла — гербом Германского союза. 10 марта он предложил немецким правительствам направить во Франкфурт для участия в работе по пересмотру союзной конституции лиц, пользующихся доверием общества.

«К моим любимым берлинцам»

В Берлине первые признаки бури стали заметны 6 марта. Вечером этого дня было созвано собрание молодёжи столицы. Оно приняло решение разработать для представления королю особый адрес молодёжи Берлина. На следующий день текст этого адреса был обсуждён на ещё более многолюдном собрании. Несколько сотен студентов, ремесленников, художников приняли текст адреса и избрали депутацию для передачи его королю. Адрес был составлен теперь не от имени молодёжи, а от имени всех берлинцев. Народ требовал политических свобод, амнистии, равенства всех перед законом, народного представительства и созыва Соединённого ландтага.

Рост оппозиционных настроений буржуазии и повышение активности народных низов увеличили растерянность, царившую в правительстве. Вынужденный 6 марта пойти на уступки, Фридрих Вильгельм IV беспомощно метался между политикой кнута и пряника, склоняясь к отказу от дальнейших уступок и к применению насилия по отношению к непокорному народу.

Настроения высших военных кругов, во главе которых стоял наследник престола, принц Вильгельм, были более решительными. Здесь с негодованием встречали известия об уступках либеральной оппозиции и активно готовились к борьбе. С 7 марта части берлинского гарнизона держались в казармах под ружьём. Охрана королевского дворца была усилена и солдатам розданы боевые патроны.

Правительство было дезорганизовано внутренними раздорами: министр Эрнст Бодельшвинг настаивал на необходимости реформ. Король колебался между ненавистью к революции и желанием привлечь к себе симпатии подданных. Только 18 марта он решился созвать ландтаг и ввести конституционный режим, объявив о намерении взять в свои руки реформу союзного устройства. Собравшаяся перед замком толпа встретила чтение королевской прокламации шумными приветствиями; но к дворцу начали подходить враждебно настроенные новые манифестанты. Во время этой сумятицы из солдатских рядов раздались два выстрела. Толпа рассеялась по соседним улицам, разграбила оружейные лавки и воздвигла баррикады. Начался кровопролитный бой.

Население Берлина насчитывало в 1848 г. около 400 тысяч человек. Число сражавшихся, однако, не поддаётся сколько-нибудь точному подсчёту. Помогали баррикадным бойцам почти все граждане города, но непосредственное участие в борьбе принимало только несколько тысяч человек. Тем не менее королевским войскам не удалось к ночи сломить сопротивление берлинцев. Во дворце царило страшное смятение, а впечатлительный король находился в состоянии полного отчаяния. Со слезами на глазах выходил он навстречу отдельным представителям берлинского городского управления, пытавшимся убедить его пойти на примирение с буржуазией и народом.

К утру выяснилось, что правительство не может рассчитывать на победу. Король должен был пойти на уступки народу. В обнародованном утром 19 марта воззвании «К моим любимым берлинцам» Фридрих Вильгельм IV давал обещание