Вытянув руку из воды — по бронзовой коже потекла мыльная пена, — Норт схватил и прижал ладонь Октавии к своей груди. Откуда у него этот загар? Даже грудь, которая должна быть светлее, была такой же золотисто-розовой, как лицо.

И в груди, как раз под ее рукой, ритмично колотилось сердце. Колотилось сильно, упруго. Подхватывая ритм, сердце Октавии забилось в унисон с ним.

— Сегодня мой брат убил человека.

Это было самое неожиданное заявление из всех, какие она могла предположить.

— Что?

Удерживая ее руку, Норт со вздохом закрыл глаза. Вид у него был опустошенный. Вокруг глаз и рта залегли складки.

— Брам. Он убил Харкера.

Октавия покачала головой. Харкер мертв? Его убил Брам? Об этом Фрэнсис ей ничего не сказал.

Она не собиралась подгонять Норта. Пусть расскажет сам.

— Брам оказался там, в пивной. Я даже не обратил на него внимания. Мы сцепились с Харкером…

— Вот так ты заработал рану на груди. — Разве несколько минут назад она не сказала себе, что ничего не хочет об этом знать?

Норт кивнул и открыл глаза.

— Если бы не Брам, меня бы здесь не было. Он застрелил Харкера.

— Он сделал это вместо тебя. — Она в этом не сомневалась. — Он сделал это ради тебя.

— Он сделал это для нас. — Ради нас. Какое восхитительное звучание у двух коротких слов! — Выходи за меня замуж.

Господи, он серьезно? Или это сон? Октавии так хотелось, чтобы все было серьезно!

— А вдруг появится еще какой-нибудь преступник и ты снова погонишься за ним?

— Не погонюсь.

— Откуда мне знать?

Норт усмехнулся уголком рта.

— Потому что я меняю место работы. Затаив дыхание, она смотрела на Норта.

— Политика?

— Да. Брам считает, что у меня отличные шансы пройти в парламент от Хьюбери.

— А ты как считаешь? — Важно было узнать, что он думает на самом деле, а не то, что ей хочется услышать.

Он наклонился вперед. Вода плеснула из ванны на пол.

— Ничего не будет иметь смысла, если со мной не будет тебя.

— О! — Слезы набежали на глаза, встали комком в горле.

Прижимая ее руку к своей груди, Норт вытянулся и положил свободную руку ей на затылок. Мыло потекло на юбки. Он заставил Октавию посмотреть ему в глаза.

— Большую часть моей жизни я провел, пытаясь стать тем, кем не мог стать, пытаясь убежать от того, кем я был. Ты единственный человек, который заставил меня понять, что все это — пустое. Что быть самим собой — это прекрасно.

— Быть таким красавцем! — не удержавшись, поддела она. Но голос предательски дрогнул.

Он улыбнулся почти сочувственно, потому что понял, как она близка к тому, чтобы потерять самообладание.

— Мне нужна только ты. И когда я тебя увидел здесь, то понял, что все будет прекрасно.

По щекам у нее потекли слезы.

— Когда бы я ни появлялась здесь, мне всегда казалось, что я пришла домой, и это потому, что здесь был ты. У меня столько прекрасных воспоминаний, связанных с этим домом!

Его ледяной и одновременно огненный взгляд сверлил ее.

— Вот и живи здесь.

— Я не против. — Господи, неужели это она заговорила таким дрожащим шепотом?

Норт удивился:

— Правда? Ты согласна жить здесь?

Октавия кивнула и вытерла слезы.

— Конечно, согласна. Я люблю этот дом так же, как и тебя.

— И ты выйдешь за меня замуж? И станешь всего-навсего миссис, а не графиней?

В ответ она нежно провела пальчиком по его щеке.

— Пусть тебя не волнуют такие мелочи. Да, я выйду за тебя. С радостью. Без сомнений и колебаний. И не передумаю. Стану миссис Норт Шеффилд.

— Шеффилд-Райленд, — с глупой усмешкой поправил он.

Его руки стали лихорадочно расстегивать платье у нее на спине. Часть пуговиц он расстегнул, остальные оборвал, и они застучали по полу.

Октавия опустила руки, и волосы упали за спину. Потянув за рукава, Норт стянул платье. Затем дернул за ленту на нижней сорочке, и нежнейший батист разъехался в стороны от одного движения его руки.

— Норт, мои чулки! — запротестовала Октавия, отстраняясь от его губ, но было поздно. Он опрокинулся в ванну, увлекая ее за собой. Вода через края выплеснулась на пол. Опершись на края, она приподнялась и рассмеялась, глядя на него. — Посмотри, что ты наделал!

А он не видел ничего, кроме ее груди. От холода соски сжались и превратились в темные блестящие жемчужины.

Большими пальцами он погладил и помял соски, чтобы согреть их, чтобы они вновь распустились.

Октавия желала его. Хотела, чтобы он был рядом всю жизнь. Чтобы сейчас вошел в ее тело. Норт был ее лучшим другом. Первым и единственным любовником. Самой подходящей для нее парой. Ее второй половинкой. Только рядом с ним она ощущала свою цельность. Только рядом с ним она чувствовала, что прекрасна и желанна. Когда Норт обнимал ее, она становилась сиреной — женщиной, знавшей, как насладиться самой и как подарить наслаждение.

— Ах, Ви… — Он выгнулся, чтобы проникнуть как можно глубже.

— Ты когда-нибудь занимался любовью в ванне, Норри?

Подняв на нее глаза, Норт отрицательно покачал головой.

Он вошел в нее целиком, заполняя собой изнутри, доводя до неистовства. Вода заволновалась, зашлепала о края ванны.

Он еще сильнее сжал ей груди, стиснул соски. Не удержавшись, Октавия застонала. Норт потянул ее на себя, и ее грудь оказалась у него прямо перед глазами. Он посмотрел на Октавию снизу и, когда их взгляды встретились, взял один сосок в рот.

Октавия вздрогнула.

Его язык был грубым и нежным, шершавым, как наждак, и гладким, как шелк.

Норт походил на водяного Селки — мифическое существо, которое ублажает женщин в воде. Он был создан для нее. Ее любовник, ее любовь. Это было неописуемое ощущение. Октавия понимала, что ему отчаянно хочется того же, что и ей. И дарила ему такое же наслаждение, как и он ей.

Опустив руки в воду, она стала ласкать его.

В ответ Норт выгнулся дугой.

— Я люблю тебя.

От его слов она почувствовала себя на грани, теряя остатки самообладания. Он любит ее! Теперь можно быть в этом уверенной. Но она даже не подозревала, что его слова могут оказаться для нее таким потрясением.

Вверх и вниз, вверх и вниз, пока вода не стала переплескиваться через края ванны.

Потом они без сил лежали в объятиях друг друга. Вода, успокаиваясь, потихоньку остывала.