В этот раз для выступления было выбрано чёрное платье, богато расшитое серебром. Флёр блистала рядом в красном с золотом.

-Прости, ребёнок, за то, что нормальное беспечное детство для тебя вещь совершенно недостижимая. -мысленно извинилась перед сидевшим на высоком месте маленьким мужчиной, и кивнула Рею.

Заиграл клавесин.

- На шарике этом летающем с которого спрыгнуть нельзя

Эпоха досталась нам та ещё, но плакать не будем, друзья.

Пусть редко удача встречается, и выстлан не розами путь,

И всё, что на свете случается, от нас не зависит ничуть.

Зависит всё, что в мире есть, от поднебесной выси,

Но наша честь, но наша честь от нас одних зависит...*

Двум девочкам исполнять мужскую песню - эксперимент рисковый, но нам с Флёр удалось тронуть в сердцах слушателей нужные струны. Принц и Элеонора сидели с прямыми спинами, слушая слова. На секунду столкнувшись глазами с королевой, поняла, что угадала. Тому подтверждением был едва уловимый одобрительный кивок.

Однако, хоть и волнительно было выходить с этой мушкетёрской темой, больше я переживала за следующий номер. Дело в том, что петь песню будет Флёр. Одна. Я решила, что в устах юной девушки её содержание прозвучит... неубедительно, что ли. А вот глубокий голос подруги, её возраст... Да и вообще хотелось, чтобы Флёр публично снова вышла из тени, как самостоятельная величина. А если уж совсем просто и честно, учитывая их старую, хоть и не официальную дружбу, она имела гораздо больше прав, чем я, разговаривать этой песней с королевой.

В общем, пусть меня после этого праздника распнут, но не смогла обойти вниманием Элеонору. Как же она? Понятно, что глава целого государства, но в первую-то очередь - человек. Мама. Это ведь её ребёнок, её гордость и сила. Правда, когда варианты только планировались, всё, вроде, казалось уместным и сногсшибательным. Сейчас же ноги отнимались в ожидании реакции. С затаённым сердцем слушала звуки вступления.

- Зёрнышко роняет колос золотой, и росток питается корнями

Так же подрастает мой сынок родной, себе на радость и на радость маме.

- Мама, что ты плачешь?

- Ничего. Мне попала в глаз сориночка.

Нету у меня дороже никого, чем тебя сынок, моя кровиночка.**

Знаете, Флёр оставила сложные оперные приёмы, которые в этой песне совершенно не нужны, и просто сердечно пела. Как Ваенга, но с другой силой голоса. Не знаю, как объяснить... Вот если неповторимую эмоцию автора оставить, а голоса добавить.

Если её величество предыдущий номер слушала с гордой осанкой, то сейчас женщина просто остекленела. Ей, сильной, эмоции не по статусу. Тем более такие личные. В какой-то момент я пожалела, что обрекла её на это испытание. На лице Элеоноры жили одни глаза, неотрывно смотревшие в глаза Флёр. Да к концу песни, кажется, зашевелились губы, повторяя за подругой слова.

Мальчишка только раз глянув на мать, сжал ладошкой её руку и опустил ресницы, пряча взгляд, обращённый в себя. Наверное, при всей любви и желании, королевам даже наедине не полагается говорить своим детям таких простых и нужных слов. Сейчас он понимал, что каждым стуком сердца его мама отзывается на песню. Как будто это она с ним сейчас разговаривает.

Когда Флёр допела, кисть Элеоноры дрогнула... остановилась... и тонкие ладони на секунду всё-таки сложились в молитвенном жесте. Принимая море заслуженных оваций, в которых подругу щедро купала площадь, она медленно, прочувствованно приложила руку к груди, поклонилась своей покровительнице, людям, а затем зачем-то мне.

Ну к чему было так акцентировать...э-э-а-а... В общем, восемь восклицательных знаков! И пока она шла ко мне в "зрительный зал", верите, нет, поймала себя на том, что тихонько с величайшим облегчением напеваю песенку пиратов из "Острова сокровищ". Помните? "До конца всего осталось несколько минут. И меня (какая жалость) видно не убьют..."

Несколько номеров мы просто пропустили мимо своего внимания потому, что в это время отпаивали Флёр коньяком.

- Лира! Ты не понимаешь, что сделала для меня. - широко распахнув слепые от затопивших эмоций очи, шептала подруга, - Ты видела её глаза?

Я уже устала искать слова, чтобы успокоить обливающуюся слезами подругу, и просто кивала.

- Дорогая моя, прости, через номер - наш финальный выход. Давай, приходи уже в себя, иначе я не успею переодеться.

- Конечно-конечно. - Глотая сырость, спохватилась она и взялась махать на меня платочком, будто это не она, а я сейчас урёвываюсь, грозя заболотить всю площадь.

На исполнение "Каталоны" для меня специально шили изумительное бирюзово-бело-голубое платье в гербовых цветах короны. Просто ослепительно-божественное по своей красоте. Барагунду на костюм повесили такую же сверкающую широкую ленту. Мой дорогой друг был великолепен. Окрылённый мечтой, с гордо расправленными плечами и высоко поднятой головой он сейчас казался ещё мощнее и монументальнее, чем обычно.

Все только немного успокоились от пережитых впечатлений, полагая, что программа подошла к концу. Поэтому, когда мы с напарником появились на сцене, по толпе побежало возбуждение. Судя по тому, как в удивлении приподнялись брови её величества, она тоже думала, что сюрпризы на сегодня исчерпаны. Значит, нам всё-таки удалось сохранить главную интригу.

Рей кивнул мне ("С богом!") и подал знак звонарю. Зазвучали первые переливы, и площадь вздрогнула, обернувшись на храм. Под звуки колоколов за нашими спинами выстроился хор. Трубы, скрипки... Инструменты вступали один за другим. Музыканты играли, клянусь, как последний раз в жизни.

- Мне снился дивный сон... - бас Барагунда прокатился над головами слушателей.

Народ, с трудом унимая ропот изумления, замирал в предвкушении чего-то неслыханного. Никогда ещё церковь не объединялась со светскими подобным образом.

Не отыскав на прежнем месте Леона, мой взгляд пробежался по толпе и зацепился за парня в военной форме. Кажется, из оцепления и должен бы стоять спиной. Но молодой человек, не слыша недовольства товарищей, развернулся и с восторгом смотрел только на нас. Он был так близко, что я видела каждую чёрточку на бледном лице. И оно мне сейчас почему-то, казалось очень важным.

- Каталона! - зрачки юноши выплеснулись, заполняя радужку, - Каталона! - народная масса в нарастающем рокоте качнулась, вытолкнув его к самой сцене. Точно получит от начальства за нарушение воинской дисциплины.

- Вива-а-ат! Каталона! - его кулак первым взметнулся вверх, как только зазвучали последние аккорды. И вслед за ним сотни рук устремились в небо.

Мы это сделали! Никто не ждал. Никто предположить не мог ничего подобного. Народ, стягивая шапки, хлынул к сцене волной. На финальных колоколах, заставив вздрогнуть и нас, совсем рядом полыхнуло пламя. Бродячие факиры, прорвавшись на помост, спонтанно решили добавить исполнению спецэффектов.