Миссис Холлидей выронила чашку. Чай расплескался по ковру, но, кажется, она даже не заметила этого. Она лишь смотрела на Оливию, а ее губы дрожали.

– О! О! О! Ты вернулась домой! – запричитала наконец хозяйка дома. – Она поднесла руку к губам. – Если бы только Роджер дожил до этого дня, увидел…

Выяснилось, что Роджер был покойным мужем миссис Холлидей, который скончался два месяца назад. Она бросилась искать его фотографию, но потом изменила курс и выбежала из дома. Оливия слышала, как она просила кучера отвезти записку на соседнюю ферму, обитатели которой, должно быть, умели распространять новости очень быстро, потому что уже через четверть часа гостиная наполнилась незнакомцами, и все он уверяли, что состоят с Оливией в родстве.

Кузины, дяди, племянницы и племянники, старые добрые друзья ее матери пробивались вперед, чтобы представиться. В этой странной суете Оливия поняла, что не в состоянии объяснить, что ее сюда привело. Она почувствовала себя оцепеневшей и ошеломленной, но все же собранной среди всего этого смеха и слез. Марвик, усевшийся в угол дивана и посматривающий на нее непроницаемым взглядом, был поглощен разговором с фермером (брюки которого были облеплены клочьями соломы) и совсем не помогал ей. Но когда Оливия наконец-то вырвалась из объятий родственников и снова села, Аластер каким-то образом оказался возле нее и тихо спросил, все ли в порядке.

Конечно, все было хорошо. Оливия вспомнила о своей решимости.

– Миссис Холлидей, – заговорила она (взглядом показывая, что ей не нужны остальные четыре миссис Холлидей, две из которых держали на руках детей), – мне нужно поговорить с вами наедине.

– Разумеется, моя дорогая! – Миссис Холлидей предложила собравшимся родственникам поужинать, и это послужило им сигналом к тому, чтобы разойтись. Правда, они пообещали скоро вернуться, прихватив с собой одно-два блюда, чтобы сделать свой вклад в трапезу.

Как только они снова остались втроем, миссис Холлидей («Ты должна называть меня бабушкой!») взялась за свое вязанье и заулыбалась, когда спицы начали позвякивать.

Оливия взяла Марвика за руку. Слезящиеся глаза миссис Холлидей опустились, когда она это заметила, и каким-то образом этот слабый шепот, напомнивший Оливии о правилах хорошего тона, заставил ее наконец задать вопрос, который, будучи озвучен, вызвал у хозяйки вспышку гнева:

– Почему вы так добры ко мне? Вы прогнали мою мать, когда она отчаянно нуждалась в вашей помощи. Почему?

Миссис Холлидей уронила вязанье на колени.

– Господи, дитя! Прогнали? Она так сказала? Мы никогда ничего подобного не делали!

Интересно! Оливия почувствовала, что Марвик удивился больше, чем она, потому что он очень крепко сжал ее пальцы.

– Нет, это было именно так, – настаивала Оливия. – Я это помню. Вы с ней поссорились, а потом ушли в темноту, и мама сказала, что мы не можем остаться.

– Это из-за того, что она отказалась нас выслушать. – Миссис Холлидей наклонилась вперед, ее лицо стало белым, как бумага. – Мы сказали, что ей не стоит мириться с ним. И что надо подать на него в суд. Но она отказалась. Она сказала, что не сделает этого. Как будто она была что-то должна ему! И – да, небеса тому свидетели, мы с нею поссорились: твой дед сказал, что не позволит этому негодяю обижать ее. Он хотел справедливости. Он заявил, что готов продать всю эту землю до последнего клочка, чтобы заплатить за судебную тяжбу, если только она позволит.

Конечно, эта пожилая женщина могла и врать. Но Оливию охватило какое-то странное предчувствие.

– Судебную тяжбу? – переспросила она.

– Ну да, судебную тяжбу, – кивнула миссис Холлидей. – А как иначе мы могли поступить?

Тут заговорил Марвик:

– На каком основании вы могли затеять тяжбу?

Миссис Холлидей презрительно фыркнула.

– На основании двоеженства, разумеется! Как он мог жениться на этой американке, как он посмел сделать это, когда уже был женат на моей дочери?!

* * *

Оливия сидела на бревне на краю пруда, на поверхности которого плавали листья кувшинок. Темная вода поблескивала в послеполуденном свете. Можно было подумать, что зима забыла об этом кусочке Кента: на многих деревьях еще остались листья, воздух был нехолодным, пахло зеленью и землей.

Оливия услышала приближение Марвика задолго до того, как увидела его. Под его ногами захрустели ветки, а потом мимо нее пролетел камушек и запрыгал по поверхности пруда.

– Отличный бросок, – сказала она.

– Могу бросить и лучше. – Марвик сел рядом с ней на бревно. Оглядевшись по сторонам, он подобрал еще один камешек, чтобы доказать, что слов на ветер не бросает.

А Оливия подумала, что знает, как чувствует себя камень, выныривая после последнего погружения в воду. Наверное, он удивился тому, что так внезапно вынырнул из глубины.

Она слушала бабушку столько, сколько смогла. Но когда ее семья снова стала собираться в гостиной с угощениями и бутылками, ее оцепенение дало трещину. Извинившись, Оливия выскользнула в дверь и пошла по тропинке через дремучий лес к этому пруду.

– Наверное, они спрашивают, где я? – сказала она.

Герцог пожал плечами.

– Они поражены тем, что твоя мать не сказала тебе правды.

Оливия сильно прикусила щеку. Да, хорошо, она действительно испытывает гнев. Гнев и… горькую, горькую боль.

– Должно быть, у нее были на то причины, – произнесла она.

Марвик промолчал.

– Она любила его. – Из ее груди вырвался короткий смех. – Это все объясняет. – Мать защищала Бертрама от его же зла ценой собственного счастья.

– Лучше бы она любила тебя, – спокойно промолвил Марвик. – Заставить тебя пережить такое в детстве…

– Не надо! – Оливия подобрала камень и бросила его в воду, но он не запрыгал на поверхности, а с громким всплеском упал в пруд. – Она очень любила меня. Что вы можете об этом знать? И кто знает? Если бы она не смирилась с его двоеженством, возможно, он подослал бы своего человека задушить ее.

– Возможно, – после долгой паузы согласился герцог. – Полагаю, теперь ясно, почему он вас преследовал. Если он опасался, что у вас есть доказательства его брака с вашей матерью…

Слезы жгли глаза Оливии. Почему именно сейчас? Она уже полчаса сидит тут с сухими глазами.

– Что за шутка! Нет у меня ничего.

Он повернулся к ней.

– Есть, Оливия!

Она провела рукой по глазам.

– Да?

Аластер провел рукой по ее щеке, и его красивое лицо помрачнело.

– Вот что ваша мать имела в виду, написав ту строчку в своем дневнике. «Спрятанная правда» – это приходская книга. Ваша бабушка все объяснила. Когда мать привезла вас сюда, ваши родные поговорили с приходским священником, который совершал обряд венчания ваших родителей. Он решил спрятать книгу – очень мудрое решение, потому что позднее церковь была ограблена. Были украдены несколько серебряных предметов и приходские книги – кроме той, которую он спрятал под замок.