— Осторожно, — сказал он. — У него длинные руки.

Секунду мы с Колином стояли там, тяжело дыша и в ужасе глядя на налитое кровью лицо Тома Булла, яростно смотревшего на нас через решетку.

Его огромные кулаки вцепились в прутья и потрясли в попытке вырвать из пазов.

Красный Бык!

Фенелла была права!

Я в страхе отпрыгнула к влажной стене, и тут моя растянутая лодыжка снова подвернулась, и я уронила фонарь.

Я бросилась на колени, ощупывая пол расставленными пальцами.

— Держись подальше от решетки, — прошептал Колин. — Он схватит тебя!

Не ориентируясь в направлениях, я ползала по полу, боясь, что в любой момент меня схватят за запястье.

Прошла целая вечность, когда моя ладонь скользнула по фонарю. Я сомкнула пальцы вокруг него… подняла… надавила на выключатель большим пальцем… ничего.

Я встряхнула его, постучала ладонью… ничего.

Фонарь сломался.

Я была готова разрыдаться.

Рядом со мной во мраке раздалось шуршание. Я не осмеливалась шелохнуться.

Я сосчитала до десяти.

Послышался скребущий звук — и загорелась спичка.

— Были у меня в кармане, — гордо похвастался Колин. — Все время.

— Иди медленно, — сказала ему я. — Вон туда. Следи, чтобы спичка не погасла.

Когда мы пятились прочь от калитки в туннеле и лицо Тома Булла начало таять в темноте, его рот зашевелился и он пробормотал единственные слова, которые я когда-либо от него слышала:

— Где моя детка?

Его слова отлетели, словно ножи, от каменных стен.

В ужасающем молчании, которое последовало за этим, мы дальше и дальше двигались по туннелю. Когда догорела первая спичка, Колин зажег следующую.

— Сколько их у тебя? — спросила я.

— Еще одна, — ответил он и зажег последнюю.

Мы преодолели часть пути, но до подвалов еще было далеко.

Колин высоко держал последнюю спичку и медленно шел впереди.

— Умница, — сказала я. — Ты нас спас.

Внезапный порыв холодного воздуха погасил спичку, и мы снова погрузились в черноту.

— Продолжай идти, — подстегнула его я. — Вдоль стены.

Колин замер.

— Не могу, — сказал он. — Боюсь темноты.

— Все в порядке. Я с тобой. Я не позволю ничему случиться.

Я толкнула его в спину, но он не сдвинулся с места.

— Нет, — отозвался он. — Не могу.

Я бы могла пойти без него, но была не в состоянии бросить его здесь одного.

И вдруг я осознала, что каким-то образом даже в темноте слабо вижу белое лицо Колина. Секунду спустя я обратила внимание, что коридор наполняется усиливающимся светом.

Я увидела Доггера с большим фонарем над головой. Из-за его спины боязливо выглядывала Порслин. Когда увидела, что я в безопасности, она бросилась ко мне и чуть не раздавила в объятиях.

— Ох, я донесла на тебя, — сказала она.

— И Доггер, видите ли, уже запер дверь в фонтане. Она открывается только снаружи, так что Том Булл не мог выбраться.

— Хорошая работа, Доггер, — заметил отец. Доггер улыбнулся и уставился в окно гостиной.

Даффи неловко поерзала на диване-честерфильде. Отец оторвал ее от книги, настояв на том, чтобы она и Фели обе присутствовали при беседе. Это выглядело почти так, будто он гордится мной.

Фели стояла у камина, притворяясь, что ей скучно, и то бросала быстрые жадные взгляды на себя в зеркало, то жеманничала перед сержантом Грейвсом.

— Все это дело с хромцами такое интригующее, — заметил инспектор Хьюитт. — Твои записи оказались в высшей степени полезными.

Я слегка надулась.

— Я верно понял, что они проводили крещения в Канаве примерно с XVII века?

Я кивнула.

— Миссис Булл хотела окрестить своего ребенка на старый манер, а ее муж, вероятно, запретил ей.

— Так и было, — вмешался сержант Грейвс. — Он рассказал нам.

Инспектор бросил на него сердитый взгляд.

— Она отправилась в Канаву с мисс Маунтджой, доктор Киссинг видел их вместе. Могли присутствовать и другие хромцы. Я точно не знаю. Но что-то пошло не так. Они окунули ребенка, держа за пятку, как требует традиция хромцов, когда случилось что-то ужасное. Ребенок выскользнул и утонул. Они похоронили его в Изгородях и поклялись хранить тайну. Во всяком случае, думаю, что так и было.

Сержант Грейвс кивнул, и инспектор бросил на него такой взгляд!

— Миссис Булл сразу же придумала обвинить Фенеллу. В конце концов, она тогда проходила мимо фургона на дороге. Она вернулась домой и сказала мужу Тому, что их ребенка украли цыгане. И он поверил ей и верил до сих пор.

Я сделала глубокий вдох и продолжила:

— Фенелла гадала миссис Булл на празднике на прошлой неделе, сказала ей обычную чепуху, какую говорит всем: что в ее прошлом что-то похоронено и это что-то хочет выйти наружу.

Только в этот момент, когда я произносила эти слова, в мое сознание обрушились слова Фенеллы: «Сказала ей, что в ее прошлом что-то похоронено; сказала, что оно хочет выйти наружу, хочет, чтобы все исправили». На самом деле я записала эти слова в свой дневник, не понимая их значения.

Она могла узнать о предполагаемом похищении ребенка Буллов лишь позже, потому что уехала из Канавы до того, как начался трагический обряд крещения.

Миссис Булл, для подтверждения своей лжи, должно быть, подала заявление в полицию. Том из-за своих сомнительных делишек наверняка держался подальше от полиции. Миссис Мюллет ведь проболталась, что у него были проблемы с законом.

Как жаль, что я не могу попросить инспектора подтвердить мою гипотезу, особенно в части, касающейся Тома Булла, но я знаю, он не захочет — не сможет — сказать мне. Может, в другой раз…

В любом случае Фенеллу почти наверняка выследили и допросили власти, расследуя пропажу ребенка: выследили, допросили и обелили. Это кажется очевидным.

Так что, когда миссис Булл на празднике неожиданно забрела в ее палатку, должно быть, это было все равно как если бы судьба прислала ее туда для правосудия.

«В вашем прошлом что-то похоронено; оно хочет выйти наружу, хочет, чтобы все исправили», — сказала ей Фенелла, но она имела в виду не ребенка, она подразумевала обвинение миссис Булл в похищении!