— Почему, — полковник тихо фыркнул. — Нам везет, когда мы знаем, что сделали. Если же ответ на „почему“ оказывается настолько простым, что мы способны его понять, значит, он, скорее всего, неверен.

— Типа недостаточно объема памяти, — с горечью произнес Брюкс.

Мур склонил набок голову.

— Значит, на все Божья воля. Куча имплантатов и технологий, четыреста лет так называемого просвещения, и ты все равно говоришь о Божьей воле, — сказал Дэн.

— Насколько мы знаем, твое присутствие в экспедиции — последнее, чего хочет Бог. Наверное, в этом весь смысл.

Голос Сенгупты в голове: „Может, преклониться. А может, дезинфицировать“.

Лениво, почти равнодушно Джим выпутался из стропил и стал по-паучьи двигаться вдоль форпика. Даже в искусственных сумерках Брюкс видел, как он меняется: как постепенно смотрит все дальше — сначала Дэну в глаза, потом сквозь него, переборку, корпус; мимо планет, эклиптики, карликов, комет и транснептуновых тел, до невидимого черного гиганта, таящегося среди звезд.

„Он снова ушел“, — подумал Брюкс, но оказался не совсем прав: Мур неожиданно перестал смотреть вдаль, взял его за руку и указал на родинку, которую Дэн раньше не замечал.

— Еще одна опухоль, — сказал Брюкс, и Мур отстраненно кивнул:

— Только плохая.

* * *

Солнце уменьшилось, и они сбросили парасоль. Впереди, буквально в паре градусов по правому борту, выросла Земля — из бесконечно малой точки превратилась в серый кружок и с каждым условным корабельным днем постепенно, не торопясь приближалась к направлению прямо по курсу. Солнечный ветер уже не ревел на каждой частоте: он плевался, шипел и уступал место другим голосам, бесконечно слабым, но более милым человеческому уху. Джим Мур продолжал питаться архивами, в которых таился его сын; Сенгупта выжимала сигнал из шума и настаивала, что там есть какие-то другие паттерны, но расшифровать их не могла.

У призрака, звавшего себя Сири Китоном, в эфире появилась компания. На вкус Брюкса, чересчур большая и шумная.

Мир, из которого улетел „Венец“, хранил молчание, его запугали до немоты воспоминания о стройных рядах призраков, горящих в небе. Но теперь голоса вернулись: пулеметные очереди щелчков от зашифрованных данных; зернистые подобия лиц и пейзажей, мерцающие на полосе в шесть сотен мегагерц; шипение несущих волн на очнувшихся частотах, номинально активных но прикусивших язычок и словно ждущих выстрела из стартового пистолета. Мириады языков — мириады сообщений. Прогнозы погоды и новостные ленты, гниющие от помех; личные звонки, связывающие семьи, разбросанные по континентам. Содержание сигналов тревожило гораздо меньше, чем сам факт их существования здесь, в неэкранированных пустошах. Информация должна была томиться в ловушках лазерных лучей и оптоволокна, тайком перемигиваясь в стороне от посторонних глаз. Эти же трансляции были реликвиями другой эпохи. Герметичная техника телекоммуникаций XXI века текла по швам: люди стали переходить на более пестрые технологии.

Так бы поступил мозг, лишившись пищи и кислорода. Предсказуемая декогерентность любой сложной системы, нуждающейся в энергии.

Но это был дом, и они почти долетели. Осталось провести подготовительные работы: Мур и Сенгупта позаботились о деталях, регулярно возвращаясь из отдаленных странствий по неведомым виртуальным местам. Воин делил время между своей палаткой и форпиком; вдова продолжала в забытьи спать с врагом. Вампирша ископаемым лежала на корпусе; сирены и растяжки, которые она могла расставить вокруг себя, никто так и не потревожил. Брюкс отмерял время, оставшееся до цели, по размеру земного диска, а еще чувствовал, как постепенно внутри все разжимается. В голове даже на миг мелькнула мысль поиграть в какую-нибудь игру. Он спал и видел осознанные сновидения, но Рона к нему не приходила, а у него не хватало духа ее искать.

Кишки „Венца“ по-прежнему не отращивали щупалец.

„Гленморанджи“ Брюкс допил в одиночку, отдавая тост лабораторному столу, когда корабль пересекал лунную орбиту. Если кто и заметил их возвращение, он оказался слишком занят и комитета по встрече не выслал.

* * *

Лучше путешествовать с надеждой, чем прибыть на место.

Роберт Льюис Стивенсон

Корабль быстро шел по низкой орбите над миром, объятым пламенем.

После падения „Икара“ тысячи холодных политических конфликтов раскалились добела. И в два раза больше эпидемиологических и экологических. Мириады голосов кричали на давно забытых радиочастотах от килогерца до гигагерца, топя узконаправленные сообщения; законы о планетарном кляпе то ли отменили, то ли предали забвению. „О’Нилы“ находились в карантине. Космический лифт рухнул; в его зоне поражения, распростершейся на треть экватора, все еще падали с орбиты горящие обломки, нанося огромный урон всем оказавшимся внизу. Реактивные струи геоинженерного проекта, наконец, прогнулись под тяжестью ненасытной атмосферы. У Атласа больше не осталось сил удерживать небо на плечах: атмосферные сульфаты резко пошли на дно, и на всех шести континентах начали бушевать бесконечные пожары. Преторию, Брюгге и еще сотню городов захватили зомби, разум миллионов людей низвело до набора основных инстинктов бей-беги-трахайся, власти даже не пытались навести контроль внутри горячих точек. Не было конца версиям и панике. „Икар“ пал. „Светлячки“ вернулись. Началось вторжение. Реалисты нанесли удар. Двухпалатники уничтожили мир.

Мур слушал это цунами вместе с Брюксом и Сенгуптой — все трое лежали, пристегнутые к зеркальному шару на время приближения, — его лицо было бесстрастным, как у трупа. „Твоих рук дело, — промолчал Дэн. — Мир едва сводил концы с концами, а ты увел у него самую ценную статью дохода. Жадные до энергии опреснители с трудом обеспечивали водой миллионы людей; власти только постоянными угрозами сдерживали зреющие восстания; экологические катастрофы предотвращались лишь непомерным применением грубых технологий. „Икар“ нес пятую часть нашей цивилизации на своем горбу: чего ты ждал, когда швырнул его на Солнце?“

Даже Сенгупта ничего не говорила. Слова не имели смысла.

Вражеская территория. Ничего не поделать.

Вероятно, полковник прав. Мир бурлил на медленном огне около века, и стадия активного кипения была лишь вопросом времени. Может, Мур ничего кардинального не сделал — лишь ускорил расписание на пару месяцев.

— Есть, — сказала Сенгупта. — Прямая линия над Алеутскими островами и куча мусора за которой можно спрятаться.

На горизонте засверкал тактический профиль: цилиндр диаметром в десять метров и, наверное, тридцать — в длину; по правому борту развернута широкая корона солнечных панелей, сопла — судя по виду, излучатели микроволн — торчат по левому. Он напоминал старомодный энергоспутник, идущий по очень странной орбите. В чем, разумеется, и заключалась идея.

— Стыковаться с этой штукой будет сложновато.

На симулякре „Венца“ на стыковочные позиции лениво опустились оставшиеся оси — пока раскинутые, как крылья, но уже обвисавшие.