Вилла стояла на отшибе у самого залива Сароникос. Именно вилла, а не дом, как говорила Анна. Она казалась перламутрово-белой жемчужиной, оброненной впопыхах гигантом из греческих мифов среди живописных скал.

Похоже, денег вилла стоила немалых: двухэтажное здание, отделанное мрамором, небольшой ухоженный парк с экзотическими растениями и деревьями, причудливой формы бассейн, скоростной бесшумный лифт с прозрачными стенками, в котором можно было спуститься на искусственный песчаный пляж у подножия скал и к добротному причалу, где покачивались на мелкой волне два небольших катера с мощными моторами и красавица яхта стоимостью не менее двух миллионов долларов, как просветил меня рыбак, у кого я нанимал моторку, – якобы для рыбной ловли.

Рыбак, кряжистый грек лет шестидесяти, оказался приятелем вездесущего Лазаря, который меня с ним и свел. Рыбак без лишних слов принял задаток, достал удочки и другую необходимую снасть и беседовал со мной только тогда, когда я сам этого желал.

Разговаривали мы на дикой смеси английского, немецкого и греческого, который я начал штудировать от безделья, томясь за рулем "сааба" во время слежки за Анной. Судя по тому, как вел себя Лазарь с греком, я понял, что в прошлом они немало посотрудничали, но вот в какой области, можно было только гадать.

Лазарь к моей внезапно проснувшейся страсти отнесся совершенно индифферентно – каждый сходит с ума по-своему, рыбная ловля не хуже и не лучше других способов убивать время.

Наверное, я все-таки вызывал в нем острое любопытство, но поскольку за квартиру, несмотря на наш спор, я все-таки платил исправно, был ненавязчив, и, когда я появлялся в его жилище только поздним вечером, а иногда и вовсе не приходил ночевать, он делал вид, что так и должно быть.

Судя по всему, жизнь за границей и "бизнес" научили Лазаря не совать нос в чужие дела, если только они не касались его самого.

Как ни странно, а мои рыбацкие упражнения были отнюдь не бесплодными – каждый день я привозил домой килограмма три-четыре рыбы.

Ее Лазарь готовил лично на решетке, а всякую мелочь выбрасывал уличным котам. Как говорится, в любом деле везет дуракам и начинающим. А моему везению удивлялся даже старый рыбак, с некоторых пор зауважавший меня, – он посчитал, что я великий зарубежный профессионал рыбной ловли.

Дело в том, что там, где я забрасывал удочки, рыба отродясь не водилась, по крайней мере, так думали местные рыбаки. К счастью, я поколебал их давно устоявшееся мнение.

Почему к счастью? А потому, что после моих "подвигов" на морской ниве ко мне вскоре присоединились и другие любители рыбной ловли, и теперь я в окружении доброго десятка плавсредств разного калибра и не менее разнообразных конструкций мог практически беспрепятственно наблюдать за виллой господина Софианоса, являющегося приятелем Сеитова.

Я смастерил себе некое подобие палатки (дабы укрыться от любопытных глаз; в версии для прочих – чтобы ловить рыбу в любую погоду) и, вооружившись телескопической подзорной трубой, мог рассмотреть даже пуговицу на форменном пиджаке водителя хозяина виллы.

Однако не только я имел склонность к наблюдениям: не раз и не два я замечал, как меня достаточно пристально разглядывают с небольшой башенки у ворот виллы, похожей на маяк, – там всю ночь горел красный сигнальный фонарь, уж не знаю для каких целей.

Конечно, едва отплыв от причала, я тут же менял облик, превращаясь в горбатого старика с неухоженной бороденкой и морщинистыми руками, подслеповатого и в очках – чего-чего, а грима и прочей актерской атрибутики в специальных магазинах хватало.

А очки я присобачил не только для изменения внешности, но и на предмет маскировки подзорной трубы – чтобы неизвестным наблюдателям на вилле был объясним неизбежный блеск линз.

Когда нашего рыбацкого полку прибыло, мне стало гораздо легче – за всеми не уследишь, тем более что в лодках сидели настоящие греки; в случае проверки охрана виллы забодается искать иголку в стогу сена.

И теперь я уже выступал в своем обычном обличье, хотя и старался особо не показываться на глаза ни рыбакам, ни наблюдателям. Впрочем, кроме греков на рыбалку выходили и туристы, любители экзотики; так что мое занятие рыбной ловлей вовсе не выглядело чем-то из ряда вон выходящим.

До этого я пытался проследить за виллой с суши. И потерпел фиаско – она была отгорожена от остального мира трехметровым забором, и ее денно и нощно охраняли крепкие парни и специально натасканные псы-убийцы.

Наверное, кроме всего прочего, периметр владений господина Софианоса был напичкан и электроникой. Короче – крепость, да и только.

Но вот с моря вилла просматривалась как спичечный коробок на ладони. Тут уж таинственный господин Софианос ничего не мог поделать – не закрываться же высоким забором или рекламными щитами от ласкового солнца, соленого морского ветра и великолепного вида, открывающегося перед его гостями со скал?

Пока я не решался обследовать скалы, на которых была построена вилла. То, что я на них поднимусь в любое время дня и ночи, у меня сомнений не было. Но вот нет ли там ловушек – это был вопрос. Хотя я сильно надеялся, что господин Софианос верит в неприступность высоченных обрывов.

Действительно, покорить их нормальный человек мог только имея специальное альпинистское снаряжение, не предполагавшее бесшумность восхождения. А наверху охрана и псы.

В конце концов, вилла господина Софианоса – не военный арсенал. Лишь бы Сеитов появился…

А его все не было.

Я не сомневался, что Анна не сказала ему о встрече со мной, – после той памятной ночи она, как мне казалось, души во мне не чаяла.

Чего, если честно, нельзя сказать про меня – когда мы были вместе, я любил ее безумно, но едва между нами пролегали километры, как что-то внутри начинало неприятно ворочаться, сверлить душу.

Я ничего не мог понять.

Городские квартиры Сеитова тоже пустовали. Не отвечал и мобильный телефон. Мало того, когда я следил – правда, совсем непродолжительное время – за его жилищем в центре Афин, то заметил, что не только я интересуюсь таинственным боссом компании "Интеравтоэкспорт".

Конечно, я не стал уточнять, кто они и сколько их было. Но и того, что я увидел, хватило, чтобы понять – его обложили по всем правилам наружного наблюдения, и притом – профессионалы высокого класса с соответствующим оснащением.

Что бы это могло значить? Если честно, я встревожился – мне было наплевать, кому Сеитов перебежал дорогу и что с ним хотят сделать, но я боялся опоздать переговорить с ним первым.

"Интеравтоэкспорт" тоже был под наблюдением. Но самое скверное заключалось в том, что следили и за квартирой Анны. Я опасался, что и у них могут возникнуть мысли сродни моим: кто может знать, где скрывается босс, как не его секретарь-референт?

Я не стал говорить ей о наружке, чтобы не травмировать лишний раз. Я лишь осторожно попросил на время прекратить походы по магазинам в одиночку и по возможности возвращаться домой пораньше и в компании охранников "Интеравтоэкспорта".