Теперь у меня даже простые стражники в таких доспехах, что чужие рыцари позавидуют. Правда, единственный тогда помимо меня рыцарь, Зигфрид, выбрал лучшее, а после него – возведенный мною в рыцарское достоинство Гунтер, начальник стражи, сенешаль и еще какие-то должности, что я на него навесил… Ладно, кто везет, того и погоняют. Вообще-то сомневаюсь, могу ли я возводить в рыцари, это вроде бы привилегия королей и принцев крови, но с другой стороны, здесь кордон, пограничные королевства, здесь все неупорядочено, здесь власть у тех, кто ее берет, а не кто получает из рук далекого короля.

Вообще-то титулование – вещь сложная и запутанная, но в пограничных землях особой строгости в ней, конечно же, нет. Особенно когда дело касается нижних ступеней. Конечно, в упорядоченных землях, к примеру, в Срединных королевствах даже простым однощитовым рыцарем можно стать только будучи посвященным в этот сан. Причем посвятить могут только король или особы королевской крови: принц или герцог. Но в пограничных королевствах, куда строгие законы еще не пришли, всякий может объявить себя рыцарем, если достаточно силен и отважен, и в состоянии обзавестись мечом и рыцарскими доспехами, а также рыцарским конем взамен крестьянской лошадки.

Более того, если такой рыцарь сумеет выстроить замок и обзавестись крестьянами, то может объявить себя хоть бароном, хоть графом, если, конечно, сможет предъявить соответствующие атрибуты: верную ему дружину, подвластные деревни. И, конечно же, научиться вести себя как подобает рыцарю, с этим по рыцарскому Кодексу – строго. Сложнее с узакониванием более высокого титула: в этих случаях требуется согласие, признание и официальное дарование короля или особы королевской крови, что понятно: виконтов и баронов – как воробьев на дорогах, а герцоги и князья – штучный товар, все на виду. Лишнего заметят сразу.

В бароны я не лезу, а вот Гунтера своей властью в рыцари произвел. Больно уж победа заметная, даже блестящая.

Людских ресурсов кот наплакал, но хороший менеджер должен уметь из дерьма сделать конфетку, дебила пропихнуть в президенты, а коммунизм строить с тем народом, что есть, а не ждать, когда все станут сознательными.

Гунтер повинился, что он, не спросившись моего высокого позволения, послал троих с сообщением о моей победе над сэром Гуингом Одноглазым и что теперь его вассалам, если не самоубийцы, пора бы принести присягу новому хозяину.

Я не стал пенять на излишнюю резкость формулировки, инициативу нельзя давить в зародыше, милостиво улыбнулся, похлопал по плечу, разрешил продолжать в том же духе, Гунтер ушел, осчастливленный, а я вызвал в нижний зал, он все чаще место для военных советов, Зигфрида, Алана, а теперь еще и виконта Теодериха.

Зигфрид явился, как я ожидал, вдрызг пьяным, Алан то ли крепче, то ли пьет меньше, держится хорошо, только рожа стала буряковой, виконт Теодерих трезвый, как стеклышко, но его, возможно, пока что и не приглашают, что удивительно, не может быть, чтобы обычай обмыть доспехи не был универсальным вселенским.

Доспехи на Теодерихе сияют, сверкают, отражают свет с таким неистовством, как будто сами генерируют в себе электрическую дугу. Молодой рыцарь напялил на себя все, даже боевые рукавицы… нет, это у латников рукавицы из тонкой кольчужной сетки, а сверху тонкие стальные пластинки, Теодерих отыскал настоящие рыцарские: изящные, чудо искусства, граничащее с ювелирным, когда каждый палец в кольчужке, а сверху прикрывают пластинки из закаленной стали, в то же время не мешают свободно сжимать пальцы в кулак.

Он смотрел на меня влюбленными глазами, я улыбнулся ему щедрой улыбкой могущественного вождя.

– Хорошо смотритесь, сэр Теодерих. Элегантно и сексуально… Зигфрид, сколько дней до турнира?

Зигфрид задумался, потом вспомнил про калькулятор и начал загибать на нем пальцы:

– Четыре дня до рыцарского суда… семнадцать до турнира…

– Выходит, у меня еще пять дней, – подсчитал я. – Прекрасно. Тогда надо успеть сделать до отъезда еще одну вещь. Боюсь, что только с вами. Гунтер отправится, и не один конечно, сколько-то лучников ему надо в сопровождающие – заниматься замком Одноглазого, воинов в Амальфи уже хренова туча, было семьдесят, Рассело и Хрурт рассредоточат по деревням и селам, может и новобранцев приведут, на Ульмане и Тюрингеме охрана нашего замка от внезапного нападения…

Я сделал паузу, Алан спросил туповато:

– А что выпало нам?

– Сопровождать меня, – объяснил я. – Отец Рихтер и маг Ульфилла… тьфу, отец Ульфилла и Рихтер уверяют, что нечисть в замок не пролезет. Но подземники пролезли значит, такие же люди, как гномы, тролли, гоблины… хотя, скорее, что-то, по недопроверенным агентурным данным, вроде кобольдов. Ну, вы же знаете этих кобольдов… Я хочу пройти по их ходу, что ведет вниз. Никого не хочу принуждать, потому зову добровольцев. Кто со мной?

Все молчали, несколько ошарашенные и напуганные перспективой спуска в ад. Зигфрид молчал, раздумывал, а прямолинейный Алан сказал сразу:

– Я хорош с копьем на коне. Еще могу сражаться пешим с мечом и кинжалом. Но в подземельях мечем не размахнешься… А просто носильщиком – это ущерб моей рыцарской чести.

– А вы, сэр Зигфрид? – спросил я.

Он подумал, двинул плечами:

– Присоединяюсь к мнению благородного и отважного, вне всякого сомнения, сэра Алана. В подземелье, если придется драться, я буду ненамного лучше простолюдина. Лучше, но ненамного. В то время как наверху мы с сэром Аланом можем себя показать во всем блеске. К тому же с моим ростом, гм…

– Да, – согласился я. – Главное не результат, а показать себя во всем блеске рыцарской славы и благородной бундючности.

– Вот-вот, – сказал Зигфрид с облегчением, – кто, как не вы, сэр Ричард, поймете все потаенные изгибы прямой рыцарской души!

Молодого виконта спрашивать я не стал, этот пойдет беспрекословно, но не хотелось бы начинать с неприятных заданий. Да и, честно говоря, какая уж доблесть рубить тех подземников, которых мы прямо искапустили? А жутких чудовищ, возможно, и не встретим.

Я подумал, вздохнул, развел руками.

– Как отец нации, что не спит у карты мира, должен признать, что вы, мои дорогие друзья и соратники, правы… хотя, как всякий мужчина, предпочитаю правым считать только себя. Значитца так: оставляю на вас охрану замка. А сам с двумя простолюдинами пошустрее попробую пройти по их проклятому подземному ходу.

Зигфрид сказал с пьяной задумчивостью:

– Понимаю ваше стремление к славным подвигам, но…

– Это даже не стремление к подвигам, – сказал я, потом решил, что для них это будет слишком, рыцарь всегда стремится к подвигам, даже когда трезв, – это еще и стремление обезопасить себя и замок. Кто знает, откуда они вышли?

– Из ада, – ответил Зигфрид. Икнул, конфузился, объяснил: – Отец Ульфилла так сказал, а он знает.

– Из ада, – подтвердил Алан. – Что еще там внизу может быть, кроме ада и мертвяков?