В 1947 году Тарановскому удалось выскользнуть из рук американской контрразведки и покинуть Китай. Но на исторической родине его ждали не почет и уважение, а 20 лет лагерей за… шпионаж! В Марфинской шарашке высококлассный радиоэлектронщик Алексей Тарановский стал одним из создателей шифровального прибора для телефонных переговоров Сталина. После реабилитации работал в радиоэлектронной промышленности. Под его руководством были радиофицированы Кремлевский Дворец съездов, Останкинская телебашня, многие олимпийские объекты 1980 года. Он любил повторять: «Мы – русские, и нас не сломит ничто».

– Многие годы я никому ничего не говорил о себе. Кто мои родители, кто я, какое отношение имею к древнему русскому роду Тарановских-Воротынских. Тем более, я молчал о том, что делал в Китае, как помогал в трудные времена Советскому Союзу, работая на военную разведку могучей державы, на Сталина… Я жил прошлым, своими воспоминаниями, и нести их груз одному было очень тяжело. Теперь мне стало легче. Я многое рассказал и живу сегодняшним днем. Сложная моя жизнь, к сожалению, подходит к концу. Но мне не хочется тихо и мирно в постели уйти в небытие. Вот вспыхнуть бы где-нибудь и как-нибудь, чтобы сразу вмиг, точно в бою, превратиться в частицу мироздания, вечности. Так погибали в ратных подвигах мои предки, верой и правдой служившие царю и Отечеству. Обо всем, что пережил, перечувствовал, не упомнишь. Самое страшное, что я бросил маму. Она была против того, чтобы я покинул родной мне Китай и поехал в Советский Союз. «Если ты сделаешь это, ты мне не сын и сестрам твоим не брат», – говорила она. Роковые слова, для семьи я был похоронен заживо.

Когда я окончательно склонился к тому, чтобы уехать в Советский Союз, то написал об этом маме в Харбин. Писал мучительно, рука дрожала от волнения. Как она воспримет такое решение? Наверное, надо было к ней поехать и лично поговорить о предстоящем повороте в моей судьбе, но шла война, дороги закрыты, поездка могла быть опасной.

В ответ на мое письмо мама написала буквально следующее: «Ты уже большой, самостоятельный, ты можешь все решать сам. Но знай: мы все против: я, твои сестры, – все. Так что делай, как хочешь, поступай, как хочешь». Но «против» – для меня уже было поздно. Я и женился-то на Соне, первой своей жене, тоже против воли родителей, и особенно сестер. Никто из них не держал в голове даже мыслишки уехать в сталинскую Россию. Анна вышла замуж за крупного физика-математика, англичанина Гарри Оре. Он преподавал в Гонконгском университете, получал большое жалованье. Когда началась война, Анну как британскую подданную интернировали. Под Циндао был замечательный город на берегу моря, а в нем лагерь под названием «Вейсан». В этом лагере она, бедная, просидела целых четыре года. Когда вышла из заключения, сразу же уехала в Англию. Проездом Анна побывала в Шанхае, посетив нашу общую с ней знакомую – дочь графа Разумовского. У графа была огромная семья – десять девочек и три мальчика. Все девочки такие хорошенькие, красивые, ласковые, воспитанные. С одной из них, Викой, я дружил. И вот, пригласив меня к себе домой, Вика и сообщила неприятную для меня новость: Анна, моя старшая сестра, зная, что я женился против воли семьи, не захотела со мной даже попрощаться. Потому что мама сказала девочкам: «Анатолий мне больше не сын, и он не ваш брат».

Так что мое своеволие, а потом дружба с Советами, обошлись мне очень дорого. Я потерял семью, которую очень любил, дом, где жили мои сестры. Перед самым отъездом из Китая я получил письмо из Америки от одной из них – Музы. Она писала: «Из Китая приехали американцы, они были моими гостями и весь вечер говорили о тебе. Твердили, что „Толя очень толковый парень“. После того как они ушли, я решила, что ты непременно должен приехать в Америку. Я сделаю тебе вызов, здесь ты развернешься, покажешь свои способности. Используй благоприятный момент».

Но я не послушался сестру. Уже не хотел. Да и не мог. Вместо выезда в Штаты я с женой уехал в Советский Союз. Нам, эмигрантам, и тем, кто родился по тем или иным причинам за пределами России, разрешили приехать или вернуться на свою историческую Родину. Это потом я понял, что нас заманивали, чтобы при первой возможности арестовать. Ведь не доверяли всем поголовно.

– Когда президент США Эйзенхауэр приехал в Шанхай, со мной произошел забавный случай. Моя Соня ждала первенца, а когда позвонили, что она родила, я очень переволновался. До этого в столовой я переел бобов с томатом и салом. Ехать домой после ночного дежурства было поздновато, и я пошел в штаб отдохнуть. Только прилег на кровать, как меня затошнило. Высунул голову в окно, и все содержимое неудачного ужина опростил вниз. А там висел американский флаг. Конфуз. Утром на построение приезжает Эйзенхауэр. «Кто это сделал? – закричал он. – Вы тут все пьянствуете. Позор! Кто это сделал?» Но мой след уже простыл – я сел в джип и умчался. Потом мне рассказали, что генерал дал всем ужасный разнос. Но так никто и не узнал, кто опозорил американский флаг.

…В те же дни я сумел выполнить одно довольно важное задание. Джеймс Лейкин, сын американского сенатора, пригласил меня на встречу с Эйзенхауэром. Встреча проходила в американском клубе рядом с нашим консульством. У меня был хороший автомобиль Бьюик Делюкс, 180 лошадиных сил. Ездил я хорошо, скорости не боялся. На встречу с генералом примчался на машине. Мы все основательно тяпнули, а я знал, что у капитана Белинского, американца польского происхождения, есть стратегическая карта нанесения ударов после войны. Он сам мне ее показал – настолько я был в доверии у американцев. Карта лежала у него в штабном столе. Поскольку в штабе не могло быть посторонних, Белинский не боялся за секреты, которые ему доверялись командованием.

Я веселил супругу Эйзенхауэра, мы с ней танцевали и болтали, потом она объявила, что должна посетить туалет. А я в ответ сказал, что мне тоже нужно пройтись, освежиться на воздухе. В голове же у меня был свой план. В мгновение ока я оседлал свой джип, стрелой помчался на базу. Меня там, конечно же, знали и впустили в помещение, где лежала карта Белинского. Маленьким советским аппаратиком величиной с зажигалку я снял секретную карту. Вышел, сел в машину и со скоростью 150 километров в час помчался обратно.

Что бы вы думали, хоть слово благодарности за добытые военные сведения я получил? Ничего…

Анатолий Александрович до сих пор чувствует свою вину, вольную или невольную, перед Америкой. У американцев, которые, поддерживая Чан Кайши, чувствовали себя полухозяевами Китая в те далекие годы, он многому научился. Еще бы, пытливый, тянущийся к техническим знаниям молодой человек, восхищавшийся достижениями американской науки и техники, он с жадностью постигал секреты самых совершенных в те времена технологий. Особенно в области радиоэлектроники. И военные спецы, ощущая в русском китайце тягу к знаниям, освоению нового, передового, не раз предлагали ему уехать в Штаты.

– Конечно, на фоне настоящих специалистов-американцев мне было трудно выйти на первые роли. Но я очень старался.