– Интересно, какие сны видел в те дни Леонид Ильич, лежа на раскладушке. Кстати, вы тогда знали, что народ смеялся, когда Брежневу вешали очередную награду?

– Да нет… Все, конечно, голосовали «за». Случаев «против» не было. Задача была – поддержать авторитет первого лица. Хрущев тогда надоел, напортачил много, набороздил, а Брежнев был по характеру покладистый, мягкий, более человечный. Позже звучало много разговоров о кандидатах на пост генсека, говорили о Гришине и Романове. Всем хотелось стабильности, у каждого члена Политбюро были и свои интересы.

– Политбюро, Кремль, как известно, управляли не только Советским Союзом, но и считали себя полухозяевами в странах социализма. Какая страна была закреплена лично за вами?

– Я был ответственным за контакты с Чаушеску, встречал его, провожал, ездил в Румынию. Как говорится, был в курсе.

– Любопытно, как это происходило, каким был «обожаемый» всем румынским нищим населением «дорогой Николае»?

– С ним мы много общались, ужинали, обедали, разговаривали. Чаушеску был спокойный, сдержанный в общении, я бы даже сказал, суховатый, без лишних эмоций человек и государственный деятель. Хитрый был, интриган. Но держался свободно, по-свойски. Ни разу не затрагивал проблемных моментов, за которые мы его критиковали. Последняя с ним встреча была в Бухаресте в 1987 году, накануне семидесятилетия Октябрьской революции. Вошел в кабинет, часа два сидели, о многом говорили. Час он говорил, час – я. Запомнилось, что он был доволен освобождением страны от внешнего долга. Дескать, теперь будем все на себя тратить. Претензий к Советскому Союзу не предъявлял, обид не высказывал.

– Ваше отношение к нему не изменилось после того, что вскоре случилось в Румынии? Ведь дело закончилось расстрелом Чаушеску и его жены. В 1990 году меня пригласили в Бухарест по журналистским делам, мне показали огромный Институт геронтологии, который работал только на Чаушеску – чтобы он жил вечно.

– Мне ничего такого не известно. Были какие-то разговоры о его дворцах, шубах жены. Еще говорили, что его жена любила животных, особенно собак. Что касается расстрела, то это все ужасно. Я считаю это варварством. Ведь не было ни суда, ни следствия. Никаких обвинений. Зачитали приговор, вывели во двор и расстреляли. Разве это не полное беззаконие?

– Кто еще из западных лидеров был под вашим кураторством?

– Фидель Кастро. Я был у него на Кубе много раз. Встречал он по-доброму, в политике вел свою линию. От социалистических принципов не отказывается до сих пор. Однажды, когда я прилетел к нему на празднование какого-то юбилея, мы проговорили с глазу на глаз чуть ли не до рассвета. В глухом помещении с включенным кондиционером. На нем были две куртки, теплые ботинки. А на мне – рубашка да майка, легкие туфли. В ожидании торжественного приема мы просидели, не вставая, более трех часов. Продрог я тогда страшно. На приеме пробыли полчаса, и Фидель снова позвал меня в то же помещение. И снова проговорили много времени. Он известный говорун, оратор. Заслушаешься. Обладал редкостной памятью, сыпал цифрами, датами. С любовью рассказывал о Латинской Америке, причем то, что я нигде не мог вычитать. Он выдавал информацию, как автомат.

– Просил помощи, чтобы мы Кубу не бросали?

– Да нет, все такие вопросы решались на самом высшем уровне.

Произвели на меня впечатление и камеры в крепости Монкада. Кастро ходил, показывал, вспоминал, как воевали.

– Кеннеди, небось, поносил почем зря?

– Америку, действительно, сильно ругал: такие-сякие… Все повторял: «Что мы им плохого сделали?»

– Чем угощал-потчевал?

– Да вода на столе стояла – и все. Ну а потом на крохотной дачке, там тоже была холодина, за большим столом вроде бы хорошо поужинали. Я налегал на сыры, покажешь пальцем на какой-то кусок – тебе и отрежут.

– Когда выезжали за границу, наличные вам выдавали? Или, как считал народ, все на гособеспечении?

– Давали суточные. Я их тратил на сувениры.

– Интересно, а какая зарплата была у члена Политбюро?

– Я получал 1200 рублей, их переводили на сберкнижку. Когда были нужны деньги жене, приходила кассир, и я получал конверт с наличными. Если спросите про налоги, то вычитали, как и у всех.

– Вы свою жизнь не страховали?

– Нет, никогда.

– Но ведь вы не только в Кремле сидели, но и на самолетах часто летали. А вдруг…

– Что сделаешь. Надеялись на лучшее. Да, летал в США во главе делегаций представителей совминов республик в качестве ответного визита к нам американских губернаторов. Мы-то летали, конечно, без жен, а те к нам – с женами. Запомнилась такая деталь: на них произвела огромное впечатление дешевизна наших детских товаров. И вкусные кондитерские изделия: «Такого нет нигде в мире, – восхищались они. А я им в ответ одно: „И вам, в Америке, надо социализм строить“».

– Но, видно, не послушались вас, Михаил Сергеевич, до сих пор живут при своем «захудалом» капитализме. Как, впрочем, теперь и мы с вами. Выгляните в окно. Согласны?

– Да я нынче редко выхожу на улицу, мне уже десятый десяток пошел. И я больше живу прошлым. Вспоминаю, анализирую, сопоставляю…

2005

«Последний рыцарь коммунистической эпохи», как называли Михаила Сергеевича Соломенцева, скончался 15 февраля 2008 года на 95-м году жизни. По словам его коллег, людей такой эрудиции в советской политике было крайне мало.

Он потомок двух славнейших и древнейших родов.

По отцу – рода Тарановских – Черниговских князей, по матери – рода Воротынских, представителя которого – князя Воротынского – Пушкин вывел действующим лицом в «Борисе Годунове».

Скучная для непосвященных и нелюбознательных кровавая наша история вобрала в себя и жестокую повесть о жизни моего героя – князя Тарановского, нашего современника. Жгучими отметинами остались в его биографии эмиграция, КГБ, двадцатилетний срок заключения без суда и следствия, лагеря в Голодной степи, смертельные уколы чекистских «врачевателей». А также реабилитация и ничтожная пенсия… Все то, что пережил А. А. Тарановский…

Когда началась война с Гитлером, Анатолий Тарановский, живший тогда в Шанхае, пришел в советское посольство и попросился на фронт. Но ему нашли другое ответственное задание. Посольство получало радиоаппаратуру из США, требовавшую правильной настройки. Анатолий умел это делать великолепно. Связь с Москвой стала безотказной.

Работая на американском аэродроме, он раздобыл систему наведения самолетов и посадки «вслепую», которой у СССР тогда не было.