А: Ты тогда уже работал на себя? В посольстве уже не работал?

В: Я уже почти год работал на себя. Как ты знаешь, Борис в принципе сходился с людьми быстро, в темпе. Он почти все делал в мощном таком темпе, на скорости. Поэтому мы быстро начали общаться, говорить обо всем и как-то подружились, в общем-то.

А: Он тебе понравился сразу?

В: Он мне очень понравился. Он интересно мыслил, быстро мыслил. Я у него начал учиться. У Бориса, конечно, была колоссальная харизма, но и интеллектуально с ним было очень интересно.

А: Вы говорили больше о бизнесе или вообще о ситуации в стране?

В: Он вообще всегда был дико жадный до информации, просто губка. Другой вопрос, что он мог эту информацию не задерживать, а забывать и спрашивал то же самое.

А: Да, он спрашивал одно и то же, это правда.

В: Он был не деталист, но он и не был поверхностным. Поэтому больше мы говорили в одну сторону: он расспрашивал меня. В тот период он был очень жадный до понимания. Борис знал, что понимает Запад плохо, и вообще мир вне России плохо понимает, он отдавал себе в этом отчет. Меня он считал человеком, который понимает, как устроен Запад, что у них в головах, как все это работает. Поэтому он задавал очень много вопросов. На английском он говорил довольно прилично.

А: Он окончил английскую спецшколу, говорил неплохо.

В: Прилично. Иногда он поворачивался, спрашивал какое-то слово или спрашивал: “А как это сказать?” Но в основном все нормально. Акцент русский, но ничего.

А: Как ваши отношения развивались дальше?

В: Они развивались, Петя, очень хорошо, мы стали друзьями. Хочу без ложного пафоса сказать, что Борис был в моей жизни одним из наиболее близких мне людей.

А: Вы с Березовским занимались бизнесом или просто дружили?

В: Мы кое-что делали, но мало. Делать надо было в России, а я с 1991 года жил в Лондоне. Но мы вместе делали кое-какие дела, не связанные ни с нефтью, ни с алюминием, – может быть, к сожалению, может быть, нет. Но в 1997 году мы запустили мощный медийный проект вместе с News Corporation Руперта Мердока. Я познакомил Мердока с Борисом, они очень друг другу понравились. Планов было громадье, начинались они очень хорошо. Скажу откровенно, что планы были очень простые – выстроить крупнейшую медиаимперию в современной России. Так скромненько.

А: Вместе с Мердоком?

В: Пополам с Мердоком.

А: Ты тоже был партнером или просто там работал?

В: Нет, я был партнером. Но я прекрасно отдаю себе отчет, что это партнерство было во многом условное. Все-таки они были киты, столпы.

А: Это не получилось из-за того, что Борис уехал из России?

В: Да, это не получилось исключительно из-за того, что Борис попал в опалу. Противопоставил себя власти, как говорят.

А: До чего дошел ваш проект?

В: Мы хотели начать с телевидения, но поняли, что российская система телевидения, особенно Первого канала, западному человеку абсолютно непонятна. Надо было все это привести в соответствие.

А: Березовский тогда контролировал ОРТ.

В: О нем и речь. Идея была в том, чтобы ввести современные западные технологии, навыки, skills, так сказать, на ОРТ, чтобы оно стало ведущим. Но специалисты с News Corporation попросили показать финансовые документы и, посмотрев, просто обалдели.

А: Мердок известен тем, что очень тщательно занимался редакционной политикой. С одной стороны, он давал свободу своим журналистам, с другой – сам был блестящим редактором и очень хорошо понимал, что они делают, следил за работой всех своих изданий. Березовский же не был таким внимательным. Ты говоришь, что он был человек не поверхностный, и я тут с тобой немножко поспорю. Он мог довольно глубоко врубиться на какое-то время в какой-то вопрос, но в целом систематически заниматься предметом, мне кажется, у него не было ни способностей, ни желания. У Бори был определенный дефицит внимания, он надолго ни на чем не концентрировался.

В: Да, я согласен с тобой, я это и имел в виду.

А: В этом смысле они с Мердоком были, мне кажется, абсолютно разные люди. Редактирование – это такая профессиональная тщательная работа. Боря – человек совершенно другого плана. Как они с Мердоком уживались?

В: Я имел в виду, что он мог врубиться в проблему, посвятить ей какое-то время, возможно, не один день и не два. В этом смысле он был не поверхностный. Но долго задерживаться действительно не любил и уж точно в детали не вникал. И не потому, что не царское это дело, а потому что он так был устроен.

Мердок – другой. Мердок прежде всего газетчик. Это очень хорошо понимают журналисты: газеты он любит, обожает, у него это просто в крови. Он начинал свою империю с маленькой заштатной газеты в Австралии[122]. И он любит открывать газету, смотреть, почему фотографии здесь, почему здесь перенесли часть статьи, а здесь надо по-другому. Он это делает до сих пор. А ему, на минуточку, 83-й год[123]. Телевидение он воспринимает все-таки как бизнес. Газеты – любовь, а к телевидению он относится довольно холодно.

Они не просто уживались, они относились друг к другу с большим уважением и, я бы даже сказал, с пиететом. Они оба понимали, что противоположная сторона – мощная личность, сама себя сделавшая. И интересовались мнением друг друга. Друг друга они даже не дополняли, а просто уважали. И когда они разговаривали, о текущем бизнесе говорили мало – они обсуждали политику, куда идет мир, даже философские в каком-то смысле вопросы обсуждали. Все остальное они оставляли нам.

А: Ты считаешь, что Борис разбирался в экономике?

В: Как экономист, конечно, нет. Но как человек крайне умный и быстро все схватывающий – да, безусловно. Он советовался со специалистами. Есть такое выражение: “Талантливый человек талантлив во всем”.

А: Вы ведь отдыхали вместе? У многих была такая проблема в общении с Борей, что его надо было поймать, его надо было усадить, у него не было времени. У тебя такой проблемы не было?

В: У меня тоже такая проблема была иногда, но, может быть, в меньшей степени. Мы много вместе отдыхали, и на лыжах катались, и по морю плавали. Что такое дружба? Дружба – это дружба: вот пьешь вино и разговариваешь.