Лайнус любил эту красивую рослую женщину. По-своему. Они живут бок о бок несколько десятилетий, за такой срок любого человека начнешь воспринимать как члена своей семьи. Особенно если постоянно находишь взаимопонимание. Для него Зайда всегда — ослепительно красива. И в гневе, и в радости. Он ведь смотрит гораздо глубже, внешность — это еще далеко не все, бикаэлка не менее красива в душе. В том, какой она себя ощущает сама. Для тавеллианца бикаэлка была идеальным донором. Он брал от нее самую малость. Ее сильный организм этого даже не замечал, хотя Зайда конечно же была в курсе. Она не возражала. А Лайнус всегда возвращал сторицей. Он многое для нее делал по ее желанию. Для нее и для Кассида. Для своей команды. Своей семьи.

На откидной подставке, торчавшей из стены рядом с койкой, лежал ее заляпанный кровью жилет, на полу под подставкой стояли пыльные ботинки. Тут же находилась урна, из которой выглядывали окровавленные тряпки. Не слишком-то хозяева базы гостеприимны, одежду никто не позаботился привести в порядок. И не слишком чистоплотные — даже не удосужились выбросить мусор. Сплошная антисанитария. Себя Лайнус обнаружил в том же виде, в каком и заснул, — в одежде и ботинках. Отделался легче, вот и не стали возиться с раздеванием. Тавеллианец сел на скрипнувшей койке, опуская ноги на пол, скользнул взглядом по плотному белому корсету из застывшей медпены, покрывавшему руку от запястья до локтя. Осторожно согнул руку в локте, повертел запястьем. Поврежденная кость никак не давала о себе знать. Ушибленное при падении капсулы бедро тоже никак не отозвалось. Здоров. Вот и отлично.

Взгляд снова остановился на лице Зайды. Пора пробуждаться, компаньон, и приводить дела в порядок. Они и так слишком долго находятся на этой планете. Кассид заждался.

Он мягко позвал ее.

Веки бикаэлки дрогнули. Хорошо. Сейчас придет в себя.

Еще два человека, занимавшие остальные койки в медчасти, тоже в верхней одежде — капитан Семик и незнакомый здоровяк — были без сознания. Лайнуса они мало интересовали. А вот отсутствие Сомахи весьма заинтересовало. Но беспокоиться еще рано, мало ли где он мог находиться. Сам-то парень при аварии не пострадал. Счастливчик. Последнее, что помнил Лайнус, — Зайда послала Сомаху проверить, что осталось от челнока. В лоцмане тавеллианец обнаружил несколько попыток Сомахи связаться с ним, но никаких сообщений тот не оставил, значит, причины для разговора были недостаточно важны, и разговор мог подождать. Интересно, что ему удалось выяснить. Но главное, что всплеск боли, который вывел Лайнуса из ступора, никак не относился к Сомахе. Ошибиться невозможно: ментальный рисунок у любого человека так же неповторим, как отпечатки пальцев. А люди вокруг умирают по тысяче разных причин, — это естественное течение жизни.

Старший лейтенант Старик, как успел этот долговязый субтильный недотепа отрекомендоваться перед тем, как вкатил подопечным вместе с регенерирующим лекарством солидную дозу снотворного, появился из туалетной комнаты. За его спиной зажурчал спущенный бачок унитаза, а сам он с рассеянно-озабоченной улыбкой застегивал ремень на брюках. Мятый медицинский халат висел на его худосочных плечах, как на огородном чучеле.

А вот доктору Лайнус сейчас сказал бы пару ласковых…

— Очнулись? — бодро спросил старлей высоким мальчишеским голосом, хотя выглядел лет на тридцать. — Ну и замечательно. Сейчас приведу в чувство вашу спутницу.

— Не стоит. Отвернись.

— Что, простите?

— Отвернись.

Старлей, не понимая причин своего послушания, развернулся к ним спиной, продемонстрировав проступающие под халатом худые лопатки.

— Я все же не понимаю…

— Не надо тебе понимать. Просто делай, что говорю.

Когда старший лейтенант медицинской службы взялся оказывать первую помощь Зайде, ей пришлось раздеться — снять безрукавку, стянуть с себя окровавленный топик и швырнуть в урну. Она проделала это с каменной физиономией. Пока старлей накладывал швы на множество глубоких и неприятных на вид ран на широкой спине бикаэлки, изрезанной осколками спасательной капсулы, и обрабатывал их поверху медпеной, Зайда даже не поморщилась, хотя спина горела от боли — Лайнус хорошо чувствовал состояние компаньонки. Но когда эскулап занялся ее сломанной ключицей и поврежденными ребрами, Зайда напряглась. Взгляд тавеллианца ее давно не смущал, они слишком долго вместе, всякие ситуации бывали, но старлей был чужаком. Дело в том, что она никогда не носила лифчиков. А демонстрировать чужаку грудь считала ниже своего достоинства. Поэтому жестко предупредила эскулапа, что если его внимание покажется ей слишком назойливым, то она ему что-нибудь сломает без всяких угрызений совести. Лейтенант побагровел от смущения, его откровенное любопытство тут же сникло, и до окончания операции он старательно избегал взглядом запретных зон. Хотя это было довольно трудно — тело у бикаэлки было роскошным, не говоря уже о груди.

Но сейчас ситуация была иной, услуг врача не требовалось, поэтому Лайнус заранее позаботился, чтобы не поставить компаньонку в неловкое положение. Иначе недотепе-лейтенанту несдобровать.

Бикаэлка открыла глаза, взглянув на Лайнуса уже вполне осмысленным взглядом, резко поднялась, откинула простыню, без колебаний подхватила с подставки свой жилет и натянула на голое тело. Затем застегнула молнию до самого разреза ворота. Приготовить белье для нее никто не додумался, а затягивать неловкую ситуацию, ожидая, пока лейтенант подыщет что-нибудь подходящее ее росту, она посчитала бессмысленной тратой времени. Верная своему характеру, Зайда сразу перешла к делу, мгновенно проанализировав окружающую обстановку и сделав соответствующие выводы.

— Что здесь происходит, старлей? — недобро осведомилась она, уверенным движением сильного, тренированного тела поднимаясь на ноги. Ее пристальный взгляд уперся в затылок медику. — Почему мы спали? Кому пришла в голову эта идиотская идея?

Лайнус отпустил старлея, и тот развернулся. С озадаченным видом потер пальцами высокий лоб под линией коротко остриженных белобрысых волос, неуверенно улыбнулся. Вид сердитой бикаэлки нагонял на него оторопь. Зайда на многих так действовала. Ее непоколебимая уверенность в себе заставляла даже тертых жизнью людей смущаться, словно подростков, подавляя их волю.

— Ну это обычная процедура, для вашего же блага, спящий организм восстанавливается быстрее, вы должны это понимать…

Лейтенант даже моргнуть не успел, как бикаэлка в два шага оказалась рядом, а сам он, стиснутый ее мощной рукой за горло, буквально взлетел в воздух. Припечатав его спиной к стене, Зайда без всякого напряжения в голосе, словно лейтенант ничего не весил, четко произнесла, гипнотизируя его расплавленным золотом своих необычных глаз:

— В следующий раз, когда вздумаешь проявлять обо мне такую заботу, сперва поинтересуйся моим мнением, лейтенант. Понял?

Судорожно вцепившись обеими руками в руку бикаэлки, беспомощный старлей нелепо дрыгнул ногами и попытался что-то просипеть в ответ, но у него ничего не вышло. Лицо его побагровело. Зайда слегка перестаралась с усилием.