И все же, по сути, успех Алексея I выглядел уже не таким бесспорным. Его репутация на Западе после похода крестоносцев на Иерусалим сильно пострадала. Конечно, среди них было много таких, кто по-прежнему с уважением относился к императору, – и роскошный прием, устроенный Роберту Фландрскому и Роберту Нормандскому, когда они проезжали через Константинополь по пути на родину из Иерусалима, был призван оставить у них благоприятное впечатление о Византии{844}. Кроме того, Алексей I следил за тем, чтобы рыцарей, попавших в плен к мусульманам, выкупали, а к уцелевшим в злосчастной экспедиции 1101 года относились с максимальным великодушием{845}. Тем не менее в двух самых ранних письменных хрониках о Крестовом походе образ императора был исключительно негативным.

В «Деяниях франков» Алексея I изобразили особенно отталкивающим персонажем. Император, писал автор хроники, бурно радовался, узнав о разгроме Петра Пустынника и его армии в сражении при Ксеригордосе{846}. Гнусный нечестивец, он приказал своим людям убивать крестоносцев при первой же возможности{847}. «В тот час император, кипя и содрогаясь от гнева, раздумывал, каким образом ему искусно и с коварством схватить этих Христовых воинов. Но силой Божеской благодати ни места, ни времени для того, чтобы навредить, ни он, ни его слуги не нашли»{848}. Император – глупец и негодяй. Во время осады Никеи он позаботился о том, чтобы турок пощадили и отправили в Константинополь: так они могли получить инструкции и вернуться, готовые воевать против западных рыцарей. На каждом шагу Алексей I искал возможность помешать походу на Иерусалим{849}.

Раймунд Ажильский, который участвовал в походе в составе войска Раймунда Тулузского, тоже не жалел императора в своей хронике. «Алексей I, – писал он, – подкупал своих агентов, чтобы они рассказывали рыцарям красивые сказки о том, какой роскошный прием ожидает их в Константинополе; слова Алексея I о дружбе не имели ни смысла, ни содержания»{850}. «На самом деле император был отъявленным лжецом», – писал Раймунд. В Никее он раздавал обещания основать приют для нуждающихся франков и щедро наградить крестоносцев. «Франки поверили этим искренним словам и приготовились к капитуляции. Но, когда Алексей I овладел Никеей, он так отблагодарил рыцарей, что, пока он будет жив, люди будут поносить его и называть предателем»{851}. Суть обвинений Раймунда Ажильского заключалась в том, что император отправил крестоносцев в Малую Азию и к Антиохии; хронист считал, что Алексей I осознанно послал европейцев на смерть{852}.

Эти яростные нападки на императора следует понимать в контексте присяги, которую он требовал принести в 1096–1097 годах в Константинополе. Они же помогают объяснить, почему крестоносцы удерживали такие города, как Антиохия, которые они должны были возвратить Византии. Первые авторы истории Крестового похода очерняли императора, чтобы оправдать решение Боэмунда нарушить присягу, принесенную Алексею I. Норманн пошел на это якобы потому, что император не выполнил свои обещания: именно предательство с его стороны – но не со стороны крестоносцев – сделало клятвы недействительными. В «Деяниях франков» говорится, что император поклялся защищать рыцарей и снабжать по морю и по суше; Алексей I обещал сопровождать экспедицию, а также привести с собой войска и флот{853}. То, что он не прибыл к Антиохии ни во время осады, ни после нее, освободило крестоносцев от присяги{854}.

Обвинения высказывались очень настойчиво, однако выглядели неубедительно. Алексей I хорошо организовал снабжение крестоносцев на их пути в Константинополь и контролировал доставку продовольствия и необходимых припасов в сборный пункт в Дрепане во время наступления на Никею. Европейцы пересекли Малую Азию без жалоб на плохое снабжение, что заставляет сделать вывод о том, что оно было тщательно спланировано и осуществлялось в должном порядке. Когда осенью 1098 года войско крестоносцев подошло к Антиохии, византийцы приняли меры к тому, чтобы оно смогло вести долгую осаду. Именно поэтому Ансельм из Рибмона мог написать домой о том, что запасы кукурузы, вина, масла и других продуктов больше, чем можно было бы представить{855}.

То, что зимой 1097–1098 года запасы иссякли, было, конечно, очень досадно, но совсем неудивительно, если принять во внимание то, как было трудно собирать продовольствие зимой и доставлять его по местности со сложным рельефом в Антиохию. Опять-таки нельзя с уверенностью сказать, насколько большой была вина Алексея I в невзгодах, которые пришлось пережить крестоносцам. В письме, которое Стефан де Блуа отправил своей жене из Антиохии в марте 1098 года, то есть когда условия в лагере крестоносцев ухудшились до предела, он не говорит ничего об ошибках императора{856}.

Напротив, поставки продовольствия крестоносцам с Кипра и из Лаодикеи продолжались даже после ухода Татикия из лагеря. Скорее всего, именно Алексей I приказал своим киликийским наместникам и монахам Сумельского монастыря в северной Сирии (он имел тесные связи с Константинополем{857}) доставлять провизию и другие необходимые припасы европейцам. Один из историков Крестового похода спокойно признает, что глашатаи Алексея I продолжали призывать местное население снабжать крестоносцев зерном по суше и по морю{858}. После взятия Антиохии византийские корабли подвозили припасы европейцам, пытаясь делать это, например, во время осады Арки в 1099 году{859}.