— М-да… — протянула Аида, задумчиво глядя на огонь. — История неприятная, но почему вы говорите, что в ней есть что-то ужасное? Или это еще не все тайны?

— Есть ещё, — Порджер весь напрягся, потер виски и сказал: — За несколько дней перед тем, как уйти в море, я встретил Тильду. Она носила траур, выглядела странно, была возбужденной и нервной. Графиня оставила экипаж и, укутавшись в плащ, согласилась пойти в каморку, которую я снимал на окраине города, и уже там, осушив несколько бокалов дешевого вина, рассказала, что отравила своего мужа.

— Чтооо??? — почти в один голос воскликнули мы, приходя в ужас от услышанного.

— Вы утверждаете, что Тильда Расмуссен убила своего мужа?! — тетушка побледнела, что стало заметно даже в полумраке. — Господин Порджер, вы понимаете, что это серьезное обвинение?

— Конечно, поэтому вы первые, кто узнал об этом. Вряд ли бы кто-то поверил обычному матросу и, скорее всего, меня бы упекли в тюрьму за клевету на графиню, — Воланд говорил спокойно, с легкой грустью, и у меня не было причин ему не верить. — Она изливала мне свою душу добрых два часа, объясняя свой поступок тем, что супруг после ее измены стал плохо к ней относиться, и ей ничего не оставалось, как отравить его. Но я догадывался, что причина совсем в другом — в безумии… Я спросил графиню о ребенке и она сразу же пришла в ярость. Тильда сказала, что если мне дорога жизнь, я никогда не должен появляться рядом с ее семьей или она обвинит меня в воровстве или нападении и упечет в тюрьму. Предупредив, чтобы я держал язык за зубами, графиня покинула мою каморку, и больше мы не встречались. Боюсь, что мой сын мог унаследовать ее болезнь, и мне искренне жаль Валентина, несмотря на то, что я никогда не видел его.

Раскрывшиеся тайны оказались куда страшнее и безобразнее, чем мне представлялось. Безумие! Вот что толкало Тильду на эти сумасшедшие поступки! Но куда оно заведет ее по отношению ко мне? Вряд ли графиня остановится, и нужно быть начеку, а лучше всего — отбросить все страхи и вывести ее на чистую воду, чтобы больше никто не пострадал от воспаленного разума, тщательно скрытого под обманчивой личиной.

Уже дома мы с Сесиль долго размышляли над появлением Воланда Порджера, и, оказалось, что баронесса тоже не заметила в нем ничего неприятного.

— Ты знаешь, мне показалось, что эта скрытая боль мучила его всю жизнь, — сказала она, и я не могла с ней не согласиться. — А еще, сдается мне, что грядет что-то нехорошее. Тильда должна ответить за все, что сделала.

— Да, много непонятного творится вокруг нас, и я готова поспорить, что все тайны этого общества очень темные и дурнопахнущие, — задумчиво произнесла я, вспоминая рассказ Воланда. По позвоночнику пробежали мурашки какого-то мистического страха и я поежилась. — Но теперь мы не сами и бояться нам нечего. Давай лучше займемся чем-то более приятным, например, отправимся в магазин.

— Тем более, что у Моники сегодня день рождения, — напомнила мне Сесиль и я растерянно уставилась на подругу.

— Точно! Что мы подарим ей?

— Ох… — подруга взглянула на меня большими глазами. — Без подарка как-то некрасиво…

Но нам так и не удалось обсудить подарок для Моники, потому что она совершенно неожиданно появилась в «Мит Виднатт» собственной персоной.

Когда Нилс заглянул на кухню и сказал, что меня ожидает Моника Лунд, я несказанно удивилась — что могло привести ее сюда?

Девушка стояла в холле, и по ее бледному лицу я поняла, что произошло нечто из ряда вон выходящее.

— Что случилось, дорогая? — я подошла и взяла ее озябшие ручки в свои ладони. — Вы вся дрожите!

— Я ушла из дома, — сказала она срывающимся голосом, но в ее глазах горела решимость. — Вы не могли бы приютить меня на некоторое время? Как только я посещу нотариуса и оформлю бумаги, то сразу перееду в бабушкино имение.

— Конечно, вы можете остаться, но что скажут ваши родители? — я испытывала восхищение, глядя на эту маленькую женщину. — Думаю, они станут искать вас.

— Я написала им письмо, — ответила Моника и с благодарностью сжала мои руки. — Они сколько угодно могут высказывать свое недовольство, но факт моего совершеннолетия случился и теперь я независима.

— Что ж, я уважаю ваше решение, — я ободряюще улыбнулась ей. — Давайте-ка уйдем со сквозняков и выпьем горячего чаю.

Если все и были удивлены, то вида не подали и Монику встретили дружелюбно. Пока тетушка Лонджина и Сидни готовили для нее комнату, девушка пила чай в нашей компании, и я обратила внимание, что она немного расслабилась и даже перестала щуриться.

— Вы можете носить очки, — я старалась говорить мягко и ласково. — Здесь вас никто не упрекнет за это.

— У меня больше нет очков, — Моника грустно улыбнулась. — Матушка разбила их, и теперь я не знаю, как смогу помогать вам в магазине.

— Ничего, это дело поправимое, — успокоила я ее. — Это такая мелочь…

Барон внимательно посмотрел на нее и встав с кресла, поставил пустую чашку на стол.

— Дамы, мне кажется, я могу вам помочь в этом вопросе.

— Да? — я удивленно посмотрела на него. — И как же?

— Сейчас. Не уходите, пока я не вернусь, — он подмигнул Монике и вышел, а девушка взволнованно воскликнула:

— У вас такая чудесная семья! Мне так нравится здесь!

У меня перед глазами промелькнула картина, как барон замахивается на меня тростью с перекошенным от ярости лицом, и я вздохнула.

— Да, мы все очень любим и уважаем друг друга.

В кухню вернулся отец и протянул Монике узкую бархатную коробочку.

— Возьмите, милочка. Они вам точно нужнее, чем мне.

Глаза девушки стали, как блюдца и с волнением открыв футляр, она восхищенно ахнула.

— О! Это же очки… Очки… Они что, золотые??? Но это слишком дорого…

— Главное, чтобы они подошли вам, — усмехнулся барон, и я удивленно воззрилась на него. Ничего себе… Мой взгляд переместился на Сидни, и я заметила, что она с гордостью смотрит на него. — Я купил их, чтобы пафосно выглядеть в игровых клубах, но теперь они мне не понадобятся.

— Примерь, — попросила я Монику, и, осторожно достав очки из футляра, девушка надела их. — Ну? Как ты видишь в них?

Очки были настоящим произведением искусства и очень шли ей.

— Отлично! Ох, как я рада! Благодарю вас, ваша милость! — охваченная чувствами, Моника прижала руки к груди, и я подумала, что она действительно невероятная. Кто-то мечтает о красивых платьях и драгоценностях, а эта девочка пришла в восторг от очков, даже пусть и золотых. Только вряд ли для нее этот нюанс был главным.

— Что ж, раз все довольны и счастливы, то я предлагаю все-таки отправиться в магазин, — предложила я и окинула взглядом своих подруг. — Переодеться никто не хочет?

— Да, мне нужно надеть более подходящее для этого платье, — согласилась Сесиль и посмотрела в окно, за которым светило солнце, но морозные узоры затянули стекло плотным кружевом. — На улице похолодало.