– Чего? – тихо отозвался Бойченко и покосился на дремавшую у него на плече Надю. Девушка сидела у иллюминатора, а Павел занимал место справа от Сергея, у прохода.

– Я думал, может ты это… ну… расскажешь.

– Чего я расскажу?

– Ну как чего… Про бункер. Как там, в общем… Ну, ты понял.

– Охренел, что ли? – Сергей еще раз проверил, не проснулась ли Курочкина. – вот прям щас взял и рассказал.

– А когда?

– Никогда.

– Серега, ты чего… Мы же там тоже были, видели, что и как… Ты же сам нам рассказал про эту… штуку.

– А теперь, я чувствую, что буду жалеть всю оставшуюся жизнь…

– Так что там было-то? Я никому не скажу. Честное-пречестное! – после паузы снова спросил Захаров.

– Все умерли!

– Об этом я и без вас, Сергей Батькович, догадался.

– Я не помню, что там было.

– Бомбой по голове сильно ударили?

– Да.

– Понятно… Серега… Серега!

Бойченко не отвечал. Он отвернулся к иллюминатору и всем своим видом показывал назойливому собеседнику, что внимательно смотрит в окно, будто самолет летел над Парижем или ночным Лас-Вегасом. Черный овал иллюминатора здорово напомнил Сергею темный, бездонный провал шахты, над которой он стоял после того, как эта бездна проглотила Наджиба. Из глубины шахты раздался рыдающий вопль. Боевик, который первый спустился вниз, все еще был жив и радушно принял последнего гостя. Последние слова иракского полковника бились в мозгу Сергея, искали выход и, не находя его, высекали обжигающие искры… Рыдания перешли в нечленораздельные вопли и визг, эхом отражающиеся от стен, а затем в нечеловеческий, звериный крик. Стены раскачивались вокруг Бойченко, ненасытное жерло с ядерной начинкой на дне тянуло к нему щупальца, будто хотело забрать и его, похоронить там, глубоко, обернуть непроницаемой тьмой… Не-е-ет… Такого удовольствия он ему не доставит. Он выполнил задание. Сейчас бункер разнесут с воздуха – и все будет кончено.

Нет.

Не будет.

Не сейчас.

Поэтому надо уходить. Чтобы выполнить задание, задание данное самому себе, надо уходить. Уходить так быстро, как только возможно. Сергей рванул по лестнице вверх. Десять ступеней… Двадцать ступеней… Каким-то невероятным чутьем, сквозь толстый бетонный монолит, он различил, услышал нарастающий шум авиационных двигателей и буквально физически ощутил, как синхронно срабатывают замки, удерживавшие под крыльями ведущего А-10 тяжелые бомбы. Еще десять ступенек. Самолеты на форсаже уходили… Дверь… вверх, каждый в свою сторону, «кашляя» кассетами… Десять ступенек… ложных целей, оставляя за собой тающие павлиньи хвосты из белого дыма… Еще дверь… Последняя… Что-то очень сильно толкнуло бункер в бок. Будто гигант пнул многотонную конструкцию. Первые две бомбы проломили стены и, практически не снижая скорости, проложили себе дорогу вниз. Свет. Все. Он вышел. Не останавливаться! Не останавливаться! Налево! Еще один удар где-то за спиной, совсем близко. И вдруг земля поднялась под его ногами. Словно разбуженное исполинское чудовище решило выбраться из своего глубокого логова и наказать того, кто посмел нарушить его покой. В какой-то момент Бойченко потерял себя. Он оглох, ослеп и перестал существовать. Чудовище, так и не найдя в себе сил вырваться на свободу, рухнуло и рассыпалось на миллионы осколков, обратившись в обломки камней и короткие кудряшки арматуры.

…куда он шел? Сергей не понимал. Его болтало из стороны в сторону, как при штормовой качке. Мир был скрыт за какой-то красно-серой пеленой и насквозь пропитан пылью и гарью. Бойченко несколько раз свалился. Ноги с трудом держали его, да и он сам как-то не ощущал, разницы между «идти» и «лежать». Впрочем, сейчас для него не существовало разницы между «быть» и «не быть».

– Ты живой?!

Какие-то звуки, раздавшиеся снаружи, медленно добирались до сознания, а потом долго спорили между собой, в каком порядке им зазвучать. Когда этот паззл, наконец, сложился, Сергей понял, что кто-то его нашел.

– Помирать… команды… не было…

История повторялась. Точно так же, как и три дня назад в Багдад, в Москву они прилетели утром. Столица встретила группу мокрым асфальтом и лужами после ночного дождя.

– О-о-о… – блаженно выдохнул Павел, едва сделал шаг на трап, – как хорошо-о-о… Прохлада… Слышишь, Серый, я все никак не могу привыкнуть, что мы бронежилеты сдали. Я себя чувствую, как черепаха, которую из панциря вынули!

– Ничего, привыкнешь…

– Ух ты, – Захаров притормозил на ступеньке, – смотрите-ка, кого-то встречают…

Рядом с аэропортовским автобусом, в который постепенно набивались покинувшие салон самолета пассажиры, стоял строгий и серьезный микроавтобус «Мерседес». Строгости ему придавал черный цвет и тонированные стекла, серьезности – синий проблесковый маяк или, в просторечии, «мигалка» вкупе с очень интересными номерными знаками. Рядом с автомобилем стоял не менее строгий и серьезный мужчина средних лет. Строгость ему обеспечивал такой же черный, как и «Мерседес», костюм, а серьезность – короткая стрижка и взгляд, заставлявший всех, кто проходил мимо, моментально забывать о существовании как черной, как смоль, машины, так и самого обладателя гипнотического взгляда.

– А вот это – за нами… – произнесла Надя, глядя, как в паре метров от «Мерседеса» притормозил белоснежный микроавтобус «Фольксваген».

– Почему так грустно? – переспросил Павел, спускаясь по трапу.

– Да потому… Дорога на эшафот.

– Ты из-за записей? Надь, ну ты же не виновата…

– Это никого не интересует.

– Надя… – девушку догнал Сергей и вложил в ее ладонь связку ключей, – едешь ко мне и ждешь меня, поняла?

Курочкина недоуменно переводила взгляд с ключей на Бойченко.

– О работе не думай. Дождись меня, пожалуйста. Никуда не уходи.

– Но… Сереж… А как же… Так нельзя… Подожди, ты куда…

– Все, обо всем потом.

– А ты куда… Что…

– Это, – Сергей коротко кивнул на «черный квадрат» за спиной, – за мной.

Бойченко коротко поцеловал девушку в губы, подошел к черному «Мерседесу» и, забираясь в его широкий дверной проем, махнул рукой Павлу и Леониду, – Пока, парни. Увидимся как-нибудь!

– Ничего себе… – промолвил обескураженный Захаров, провожая взглядом резко взявший с места автомобиль, – И все? «Пока, парни, увидимся как-нибудь?» Не, ну это вообще… Картина Репина «Приплыли»…

Из «Фольксвагена» вылез мужчина и махнул рукой съемочной группе.

– Поехали, Паш. Мы тебя на вокзал забросим, – оператор хлопнул товарища по спине.

Надя завернулась в полотенце и, босая, на носочках прошла в прихожую, где нашла мягкие домашние тапки, в которых тут же «утонула». Она уже успела познакомиться с «холостяцким гнездом», сочла его довольно уютным и спустя полчаса почувствовала себя в квартире Сергея вполне уверенно. Надя прошла на кухню, где набрала в пузатый чайник воды и поставила его на огонь. Конечно, она себе представляла свое появление в этой квартире. Но в ее мыслях все происходило несколько иначе. Надя улыбнулась. «Несколько иначе»… Впрочем, девушка посчитала, что ситуация получилась даже интереснее. Загадочнее. Но и как-то… тревожнее. Надя постаралась отвлечься от серых мыслей. В этом ей здорово помог призывно засвистевший чайник. Тревога, словно своенравная кошка, живущая сама по себе, неохотно свернулась калачиком в темном углу сознания и, фальшиво зажмурясь, сделала вид, что спит.