дно. Еще староста на прощание заронил зерно, хрен знает чего, не то сомнения, не то надежды. Сила, говорит, и — все. Мол, никакого Рая нет. Просто, место силы. Значит, нечего рефлексировать. Физика одна. А раз так, надобно сохранить в себе Бога, хотя бы как комплекс. В конце концов, вера во Всевышнего, в Горние силы, и есть самый большой комплекс человечества. И пока я — человек, — внутренне набычился Илья, — буду лелеять и нянчить этот свой комплекс. А без него я, либо жаброзуб о двух ногах в сельве, либо, травоядное на плато.

— Дед, что ты там про котел рассказывал? — перебил высокую мысль Сергей?

— Есть такой.

— Опять отговорками заблеял. Говори толком. В нем людей варят и едят?

— Бывает. Старец или Владыка, как он себя величает, изредка прикладывался к человечинке. Клавдий, тот — нет. Тот был воин. Что, мирных резал — жажду крови утолял. Старец же подвел свою философскую базу: мол, поедая мясо врага, становлюсь сильнее и умнее ровно на его силу и его ум. Не велика хитрость.

— Дикость. Палеозой! — вознегодовал Илья.

— Позвольте с вами не согласиться, милостивый государь. В означенный вами период никакой философской базы под съедение себе подобного не подводили. Так кушали.

— Котел! — напомнил Сегей.

— Вы, господа, из какого времени будете? — манерно вопросил хозяин, утративший с трезвостью простонародный говорок.

— Конец, двадцатого века.

— Должно быть, прекрасные времена. Электричество вошло в жизнь, я слыхал…  и машины. Двигатель уже изобретен. Машины… Да. Я на сто лет раньше сюда угодил. Но имея ученую степень, и будучи знаком с механикой и электрикой, рассудил, что котел, установленный в Элизиуме, неизвестно кем и неизвестно когда, предназначен для химического извлечения энергии. Нечто аналогичное гальваническим батареям. Но мощность дает поразительную. На очистных работах бывать приходилось?

— А как же!

— Помните удар? То включается подача электричества на решетку. Тварь его не любит. Что во время включения могут пострадать люди, никого, никогда особенно не заботило. Сами понимаете. Остальное время тем же электричеством поддерживается охранный контур Элизиума. Так, что не проехать, не пройти. Пытались даже соорудить нечто вроде электрической пушки, черепах пугать.

— Морских?

— Да. Занятная тварь. По слухам, раньше их приручали. Сам я такого не помню. Если наблюдать за морем достаточно долго, видно, черепахи приходят через определенный промежуток времени, подплывают к самому берегу и даже выбираются на сушу. Еще Клавдий приказал у самой кромки прибоя выстроить дополнительную стену. Без нее черепахам было бы раз плюнуть, забраться в сады. А так, придут, покрутятся и — назад.

— Они большие?

— Самая крупная, которую я видел, с мой дом…  Линкор Стремительный. Только без руля и ветрил.

— Как часто они приходят? — На пороге стоял, вернувшийся с прогулки, взволнованный Руслан.

— Вот ведь незадача, молодой человек, никто счетом времени в городе Дите и его окрестностях себя не обременяет. Трудное это дело, считать годы в Аду. Я пытался вести календарь и пришел к очень неутешительным выводам: увы, моих познаний о столь тонкой и неуловимой материи, как время, недостаточно. Оно там течет не линейно, а, как бы, петлями. Как вам это объяснить? Пример: смена сезонов. Жара — лето. Прохладная погода с дождичками — зима. Так вот, сезоны могут продолжаться помногу дней, а могут заканчиваться в две недели. Смена идет по обычной, природной схеме: весеннее цветение, осеннее увядание и, жди зимы. А уж, какая она выдастся, один Создатель здешних мест ведает. Нет года с четкой сменой погодных периодов. Нет и четкой периодичности вращения звезд и планет. Хотя, признаюсь, я в этом вопросе не силен, а создать академию на крохотном пятачке, заполненном случайными людьми, которые зачастую теряют и память и всяческое любопытство, не смог бы никто. И не пытались. А просто делать зарубки, как Робинзон на своем острове, поверьте, лень. Люди, особенно в Элизиуме, живут помногу столетий, если возможно так выразиться, помногу периодов не знаю чего. Время там дается в ощущении, а не в счислении.

— Ты там не задержался? — Сергей уставился на старика своими пронзительными глазами.

Тот, не заметив пьяного наката, продолжал раздумчиво:

— Интересен еще один факт. Сразу хочу предупредить: не ведаю, насколько объективно рассуждаю, и насколько в моих рассуждениях, присутствует истина. Люди попадают в Элизиум из разных эпох. Но и в нем точка проявления тоже может приходиться на любой буквально период.

— Не понял? — вскинулся Сергей.

— Погоди, — остановил его Илья. — Получается, человек пропавший в царстве Урарту или в древнем Риме может порявиться одновременно со мной? Или, наоборот: человек двадцатого века — явиться в Элизиуме тысячелетней давности?

— Получается. А вот на плато временной поток линеен, и проявления идут в строго хронологическом порядке. Зато сила этого места превращает любого в адепта.

— А ты значит, тут пришипился? — гнул свою линию Сергей.

— Очень правильное слово выбрали, милостивый государь. Именно! Шипом, впился в сей кусок, отвоеванной у сельвы земли. Бог даст, еще ни один сезон на нем просижу.

— Вы сказали, — ввернул Илья, — что дом строили сыновья. У вас была семья?

— А как вы думали? — вдруг вспылил старик. — Проявиться можно только на пыльных площадях города или в райских кущах плато?! В сельве — тоже! Только от проявления до момента последней и окончательной смерти и растворения в природе этого мира, проходят мгновения, редко часы. Я нашел ее случайно. Она при мне проявилась.

— На что это похоже?

— На складку пространства. Сознание заволакивает на мгновение, не больше. На реальный мир как будто накладывается сетка из чужих образов. Ты отвлекаешься, а в следующую минуту перед тобой уже лежит человек. Мне повезло, она была прекрасна.

— Умерла? — брякнул Углов.

— Не твое дело, урод.

— Да успокойся ты. Давай еще по стопарю, и ты мне обстоятельно расскажешь о подземных коммуникациях и электроконтуре.

— Ничего я тебе не расскажу. Ты уже навострился на Элизиум. Только заруби на своем перебитом носу: ты можешь вернуться и жить на плато, можешь обретаться в Дите, можешь, как я, сидеть в сельве. В Элизиуме тебе не выжить.

— Что?! — взревел Сергей, — Ты меня с другими не путай. Я везде пройду. Понял!?

— Дурак, ты, хоть и меченый, — в речи старика опять появились простонародные интонации. — Элизиум не ломает. Ты, пожалуй, любую ломку превозможешь. Он разъедает и растворяет.

— Посмотрим.

Сергей, пьяно шатаясь, встал, оперся руками