— По всей стране?

— Да, он курирует национальные наркоматы. Главная проблема в учителях.

— Надо готовить.

— Когда?! Некогда. А детей нужно учить сейчас. Упустим время, потом не наверстаем. Техника всё сложнее, для науки надо готовить кадры со школьной скамьи. Вы обсудили на Президиуме наше предложение освободить учителей от воинского призыва?

— Предварительно обсудили, завтра заседание. Большинство проголосует «за». Но некоторые товарищи сомневаются, — сказал Калинин. — Ведь школьных учителей-мужчин могут заменить учителя-женщины.

— Не-ет, — улыбнулся Сталин, помахав пальцем. — Объясни «некоторым товарищам», что они узко мыслят. Не понимают диалектической связи образования и воспитания. В воспитании мальчиков, как будущих защитников Родины, никто не заменит учителя-мужчину. Тем более и заменять-то некем, учителей-женщин тоже большая нехватка.

— Коба, у людей недоумение вот отчего. Мы только что разрешили мобилизацию в войска женщин для замены красноармейцев, которых можно использовать на фронтах. А теперь предлагаем голосовать за освобождение от призыва мужчин.

— Мы говорим не о мужчинах и женщинах, а о детях, дорогой. Они — будущее страны. Войны начинаются и заканчиваются, страна остаётся. Постарайся убедить в этом своих коллег. Тем более мы хотим предложить дополнительные меры для решения проблемы нехватки учителей. Мы предлагаем не только освободить школьных учителей от призыва, но и отозвать из армии уже призванных. Вот расчёты, — с этими словами Сталин передал «Всесоюзному старосте» листки с таблицами наличия учителей и их нехватки в разбивке по дисциплинам и по регионам, а также с таблицами количества призванных.

— Эти материалы помогут тебе убедить «некоторых товарищей», — сказал он, усмехаясь. — Посмотри. Ты увидишь, даже возврат учителей из армии не покрывает их дефицита. А ведь это — чистое количество учителей, мобилизованных в армию, без учёта убитых и раненых за прошедшее время.

— Я вижу, да.

— Поэтому мы предлагаем отозвать из действующей армии также тех военнослужащих с образованием, которые выразят желание работать школьными учителями…

* * *

Опять засвистел маневровый паровозик, застучали буфера сцепляемых вагонов. Казалось бы, до Киевской сортировочной полтора километра, а как слышно! Десять лет назад, когда принимали решение строить здесь дачу, этого не было. Или не обращал внимания… Или не было ещё такой интенсивной работы на железной дороге.

Сталин, с садовыми ножницами в руках, стоял возле розовых кустов, обрезал сухие ветки и бормотал строчки из своего любимого Шота Руставели: «Все равны мы перед смертью, всех разит её копьё. Лучше славная кончина, чем позорное житьё».

Накануне приняли решение о создании полководческих орденов: Кутузова, Суворова и Александра Невского. Разработку статýта орденов поручили Хрулёву, начальнику тыла Красной Армии. Он с этим делом тянуть не станет. Чем каждый полководец отличался от других в этой «троице», какие качества и достижения военачальников следует отразить в статуте орденов — было многажды обсуждено в предшествующие месяцы.

«Награждая орденами лучших, мы даём сигнал всем офицерам, от командира батальона до командующего фронтом, — подумал Сталин, — что Ставка знает, кто и чем отличился. И отмечает победителей персонально: за хорошо разработанный и проведённый план операции, или за выдающиеся успехи в деле управления войсками, или за личную отвагу, мужество и храбрость, обеспечившие успешные действия частей. Командиры смогут сопоставлять свои действия с лучшими примерами из военной истории Отечества…

Однако не должны ли мы сами сделать кое-какие выводы из нашей военной истории, товарищи? Суворова, Кутузова и Александра Невского никто не подталкивал под руку, когда они проводили свои победоносные операции. В их войсках не было комиссаров! Да, там были священнослужители, но они не вмешивались в оперативное руководство. Они отвечали за свой узкий участок работы, помогая, а не мешая командирам».

Усы его поднялись в улыбке: Сталин вспомнил, как горячился на последнем заседании Конев. Наболело, видать:

— Комиссары вообще не нужны! Зачем мне комиссар, я сам им был! Мне нужен помощник, заместитель по политической работе в войсках, чтобы я был спокоен за этот участок работы, а с остальным я и сам справлюсь…

Государство трудящихся мы создали. Эксплуататорских классов у нас нет. С заговорщиками всех мастей, тянувшими нас обратно в капитализм, покончили. Командирами становятся дети рабочих и крестьян, получившие хорошее образование, усвоившие социалистическую идеологию. В самом деле, зачем им комиссары?

Василевский тоже поддержал идею введения в армии единоначалия. Зато Щербаков, новый начальник Главного политуправления армии, недавно сменивший на этом посту Льва Мехлиса, был осторожнее:

— Совсем сворачивать политическую работу в войсках нельзя, — сказал он.

Подстригая кусты роз под вопли далёкого паровозного гудка, Сталин подумал, что особо ярким примером вредности комиссарства в армии можно считать как раз Мехлиса. Попав на Крымский фронт, он оказался «комиссаром в квадрате»: как начальник Политуправления РККА он был комиссаром над комиссарами, а прибыл на фронт как представитель Ставки. И естественно, взялся командовать сам, отменял приказы комфронта Козлова, разругался с Будённым, совершил массу ошибок, а в неудачах обвинял мифических «шпионов и вредителей». Пришлось его одёрнуть. Но он не унялся, довёл фронт до военной катастрофы. Следовало отдать его суду военного трибунала. Он прибежал к Сталину, упал на колени:

— Товарищ Сталин! Прикажите расстрелять эту дурацкую жидовскую башку!

— Будьте вы прокляты! — с чувством сказал Сталин. — Прошляпить Керчь! Хотя с теми силами, что там были, могли дать немцам по зубам! Теперь Севастополь под угрозой.

Мехлис продолжал валяться на полу, рыдал… «Комиссар в квадрате»…

Сталин лучше многих знал, сколь многослойна политическая жизнь. Единство партии, цельность идеологии часто оказывались фикцией. Поворот «линии» мог произойти не для достижения каких-то общезначимых целей, а из-за чьего-то просчёта, ошибки или злонамеренности. Групповые и частные интересы «людей элиты» переплетаются, ветвятся, порождая интриги и заговоры, наветы и обманы. В этом террариуме ему, Сталину, всегда нужны «свои змеи»: беспринципные, безжалостные, пусть даже глупые — но беспредельно преданные именно ему.

Мехлис был такой «змеёй». Когда Троцкий устроил дискуссию в партии, дело всей жизни Сталина висело на волоске. Верный ему беспринципный глупый Мехлис ухитрился спасти положение. Другой «змеёй» был Берия: когда оппозиция дошла уже до создания боевых групп по насильственному захвату власти, сумел удержать ситуацию.

Да, Мехлис фанатик, его нельзя было подпускать к армии. Да, его самодурство и произвол нанесли страшный вред. Но быть неблагодарным — сама эта мысль претила товарищу Сталину. После крымского поражения он снял Мехлиса со всех постов, понизил в звании на две ступени. А осенью вообще ликвидировал комиссарство.