Теперь пазл идеально сложился, и, глядя на окончательно раздавленного брата, с опущенными плечами, осунувшимся лицом, отчаянием в глазах, Фред не знал, что сказать. Он понимал, что Антуан надеется услышать “это не страшно, ты ни при чем”, но произнести эти слова не мог. У Фреда не было ни права, ни желания отпускать ему грехи. Он ограничился тем, что положил Антуану руку на плечо и сказал:

– Мне тебя очень жаль… правда.

И это было искренне. Ему действительно было очень жаль, что случилась такая хрень, и он ни за что на свете не согласился бы оказаться на месте Антуана. Но больше ничего он добавить не сумел, потому что все фразы, приходившие на ум, были слишком жестокими. Он достал деньги, положил на стол, бросил последний взгляд на Антуана, обхватившего голову руками, и сказал ему:

– Увидимся в воскресенье у родителей… Не думай больше об этом.

Но как ему удастся не думать?

Несколько дней подряд Фред спрашивал себя, должен ли он все выложить Эме, но в конце концов решил, что не надо. Он не хотел, чтобы эта история запачкала ее. К тому же, раз Шарлотта ни с кем не поделилась, значит, она что-то имела в виду. Он, конечно, в конце концов это сделает, но когда-нибудь потом, гораздо позже. Когда страсти улягутся. Однако ему необходимо было с кем-то поделиться, с кем-то не самым близким, передать эту тайну в чьи-то руки, чтобы она не задушила его, и Фред все рассказал Габриэль, которая обняла его и поплакала вместе с ним.

Фред остановился в нескольких метрах от дома. В освещенных окнах мелькали силуэты Стерв. Пусть они якобы не вполне нормальные, Фред свой лагерь выбрал. Даже если воспоминание о встрече с Антуаном было невыносимо болезненным, в нем просматривался и такой аспект, как “поучительный жизненный урок”. Ему пришлось наблюдать за тем, как лак Антуановой успешности растрескивается, обнажая его жуткую слабость, и это зрелище произвело на Фреда неизгладимое впечатление. Он видел перед собой сломленного человека. Человека, уже несколько месяцев молча переживающего муки ада. И сразу все нашло объяснение. Его взрывные реакции. Ярость. Злость. Начиная с раздражения при виде плачущей на похоронах Эмы и вплоть до грубой жестокости в ответ на начатое ими расследование. Он страдал не только от боли, но и от страха, что “это” станет известно. И что заодно вскроется его мелкий грешок – использование инсайда. Потому что романтические отношения не помешали ему употребить к собственной выгоде информацию, которой с ним поделилась Шарлотта, и хорошо поживиться… Несмотря ни на что, Фред любил брата, но твердо знал, что не хочет прийти к тому же, не хочет, чтобы его тоже терзали недомолвки, боль, секреты, утаенные чувства. Нет, убитые чувства. С этой девушкой он не допустит такой ошибки.

Войдя в дом, он увидел Габриэль, лениво растянувшуюся на диване. Она подняла голову от своих нескончаемых вишлистов и улыбнулась ему. Фред закрыл дверь и похлопал ладонями, чтобы согреться. Сняв куртку, он присел на диванный валик и заглянул в список, лежавший на коленях у Габриэль.

– Твоя морская вылазка удалась?

– Да. Я взбодрился. А ты как? Справилась наконец-то со схемой рассадки гостей?

Она не успела ответить, потому что раздался крик, заставивший их вздрогнуть. Примчалась Алиса и ущипнула его за щеку.

– Небось продрог как собака, и всё ради удовольствия увидеть три волны, плеснувшие на гальку.

Он уже открыл рот, собираясь ответить, и тут почуял странный запах.

– Как-то непонятно пахнет, да?

Алиса и Габриэль обменялись многозначительными взглядами.

– В чем дело?

– Это Эма.

– Она решила приготовить нам на ужин баранью ногу.

– А-а-а…

– Вот-вот. Но похоже, ей это доставляет удовольствие.

Ровно в ту же минуту в комнату вошла Эма с телефоном, прижатым к уху, и с сигаретой в зубах. Она явно искала взглядом пепельницу. Фред схватил ее с кофейного столика и подал Эме. Она поблагодарила, подмигнув, и продолжила разговор с невидимым собеседником.

– Да, они хотят встретиться со мной на следующей неделе. Да, я знаю, что это хороший знак. Вероятно, хотят что-то предложить. Но положение фрилансера, честно говоря, меня вполне устраивает. Ладно… посмотрим. О’кей, вынуждена оставить тебя, мне нужно вернуться на кухню, чтобы приготовить детишкам еду. Да, я тоже… да…

Алиса ухватила ее за руку, не давая отключить телефон, и заорала в трубку:

– Блестер! Спасайся, беги! Она спятила, готовит баранью ногу!

Эма умирала от хохота, и у нее не было сил отцепиться от Алисы.

– Перестань, Стерва! Кончится тем, что он тебе поверит!

Когда она наконец разъединилась, то передала всем, что Блестер их целует.

– Ну и?.. Вы водку налили? Бьете тут баклуши…

Они все вместе выпили “за свадьбу Габриэль, за нас, за Хартию”, и Фред перестал мучиться вопросом, приняли ли его Стервы. Он даже не очень радовался знакам особого отношения. Он знал, что теперь их четверо и сомневаться в этом не приходится.

В конце ужина Алиса наклонилась к нему и прошептала:

– Ага, теперь я точно знаю, что не люблю баранину.

Пришлось прождать еще несколько часов, пока Габриэль и Эма отправятся спать и после короткого молчания Алиса скажет:

– Не знаю, что у нас с тобой, но сначала я должна тебе кое в чем признаться.

Плейлист:

Бонни “Принц” Билли – I See a Darkness

Отис Реддинг – (Sittin’ on) the Dock of the Bay

Натали, Рафаэль и Жоану – за то, что читали, перечитывали и поддерживали. Отдельная благодарность Марион Милле и команде сайта Slate.fr.

Девушкам: Ондин Бенетье, Диане Лизарелли, Наде Даам, Кармеле Шерги, Анаис де Брен, Аглантине Паржади де ля Ривьер. И конечно, моей маме.

Мужчинам: Хосе Реису Фонтаньо, Давиду Карзону, Жюльену Жестеру, Алексису Ференци, маститому Жоржу Молинье, Сандро, Пьеру, Фреду Руайе, Сильвену Сегену.

Вероника Мюллер, Даниэль де Алмейда, Жан-Мари Коломбиани и ректорат Парижа, спасибо, что дали мне возможность не умереть с голоду.

И спасибо Ромену и Аз за все остальное.