В 1535 году был издан указ о запрещении монастырям приобретать покупкой или по завещанию земли служилых людей без разрешения правительства. В 1536 году отобрали много земель у новгородских монастырей, а в Москве и Новгороде Великом духовенство стали привлекать к городовой повинности. В течение 1535–1538 годов провели денежную реформу, результатом которой стала единая монетная система государства. Важным фактором стабилизации оставалось крупное русское войско, составлявшее по тем временам грозную силу с передовым вооружением и неглупой тактикой.

Здесь сказалась деятельность политико-постельного «дуэта» Елены Глинской и её энергичного и неглупого фаворита князя Телепнёва-Овчины-Оболенского в сочетании с повседневной работой тех незнатных «винтиков» государственного механизма, который вдумчиво создавался Иваном III Великим и Василием III Васильевичем. Это фактическое правительство в период, по сути, междуцарствия, достаточно эффективно поддерживало государство «на плаву», не только сохраняя, но и укрепляя централизацию, что уже было по той ситуации достижением.

Княжеско-боярской элите такой ход событий был не по нутру. В 1534 году образовался заговор родовитых бояр во главе с Глинским против не очень-то родовитого, хотя и толкового Телепнёва-Овчины-Оболенского. Заговор был раскрыт, в результате чего Глинский опять попал в заточение, где и умер.

Как уже сказано, в 1536 году умер в тюрьме старший дядя Ивана IV – Юрий Иванович, и в том же 1536 году был умерщвлён второй дядя – князь Андрей Старицкий, который то вёл интригу, взыскивая престола, то собирался бежать в Литву. Подверглись репрессиям и его бояре – их пытали и казнили торговой казнью. Некоторые сообщники Андрея были повешены.

А в апреле 1538 года скоропостижно скончалась Елена Глинская… По утверждению автора «Записок о Московитских делах» Герберштейна она была отравлена Шуйским, что очень похоже на правду – если знать характер этого княжеского рода, склонного к интриганству, и последующий ход событий.

Через неделю Телепнёв-Овчина-Оболенский был брошен в тюрьму. Мамкой (нянькой) ещё княжича Ивана – будущего великого князя Ивана IV, была сестра Овчины Аграфена Челяднина. Иван, которому к моменту смерти матери исполнилось 8 лет, был привязан и к Аграфене, и к её брату. Поэтому Иван – формально полноправный великий князь, очень эмоционально протестовал против ареста Овчины, однако дорвавшиеся до власти бояре просто оставили протесты мальчика без внимания. Овчину в заточении уморили, Аграфену насильно постригли в монахини и сослали в Каргополь.

Это был, если вдуматься, ключевой момент в становлении как человеческого, так и государственного характера Ивана Грозного. В 8 лет он остался без единого близкого человека рядом. Уже тогда ощущая себя государем, он оказался в положении бессильного мальчишки, вынужденного год за годом наблюдать, как пышным цветом расцветает в Боярской думе распря Рюриковичей Шуйских и Гедиминовичей Бельских, которые были едины и согласны лишь в одном – в третировании подрастающего Ивана.

В который уже раз российская правящая элита продемонстрировала свою антинациональную и антиобщественную суть. Впервые за много десятилетий на троне оказался настолько юный государь, что реальное правление должны были временно взять на себя наиболее зрелые и опытные в государственных делах вельможи. Их и формальным, и гражданским долгом должны были стать труды по развитию государства и его благосостояния, а они вместо этого принялись удовлетворять свои низкие вожделения и рвать друг у друга лоскуты власти. При этом княжата мешали тем, кто реально вёл государство, и кончили тем, что физически оппонентов устранили – на глазах у юного и бессильного Ивана.

Вполне правомерен вопрос – что было бы, если бы не Шуйский отравил Елену Глинскую и устранил Овчину-Оболенского, а «дуэт» Елены и Овчины решился на масштабные репрессии против Шуйских, и вообще бояр и княжат?

Что ж, ничего печального не произошло бы – напротив, всё могло сложиться вполне удачно и положительно…

Государственная деятельность правительства регентши была вполне конструктивной. Юный Иван имел задатки великого государя… Внутренняя ситуация особых тревог не внушала…

Так что развитие событий при сохранении власти Глинской и Овчины шло бы, скорее всего, примерно в том русле, в каком оно и шло позднее реально… Если не при регентстве, так после воцарения Ивана, поддерживаемого матерью и её фаворитом, имели бы место присоединение Казани и Астрахани; продвижение в Сибирь, войны за выход к Балтике и прочее, и прочее, необходимое для развития Руси, включая усиление значения служилого дворянства…

Только происходило бы это без тех избыточно кровавых эксцессов, которые произошли в России Ивана IV, исковерканной, по сути, не Иваном Грозным, а княжатами и боярством.

Однако – и это надо понять чётко! – более плавное, менее конфликтное, но конструктивное для России развитие гипотетических событий всё равно не могло бы состояться без превентивных репрессий гипотетического режима Глинской-Овчины против тех самых княжат и бояр, с которыми жестоко расправлялся реальный режим Ивана Грозного.

То есть – и это обычно упускают из виду – масштабные анти-боярские меры, широкое подавление родового боярства оказывалось к середине XVI века в России объективной исторической потребностью. Без нейтрализации и ликвидации боярской угрозы обществу Россия могла бы просто рухнуть и вновь подпасть под чужеземную власть, исходящую с запада, севера, юга и востока.

В тринадцать лет Иван получил ещё один мощный мгновенный психологический и нервный шок. Шуйские заметили, что на Ивана начинает влиять боярин и воевода Фёдор Семёнович Воронцов. В сентябре 1543 года прямо на заседании Боярской думы в присутствии великого князя и митрополита Макария, князья А.М. и И.М. Шуйские, князья Ф. Скопин-Шуйский, Дм. Курлятев, И. Пронский, а также окольничий Басманов и другие набросились на Воронцова, сорвали с него одежду, начали зверски избивать и забили бы, если бы не Иван, митрополит Макарий и несколько бояр, вступившихся за Воронцова… Иван упрашивал Шуйских, чтобы Воронцова не отсылали далеко от Москвы, настаивал на Коломне, однако боярина сослали в Кострому.

Пожалуй, это был для Ивана момент переломный – он был потрясён, испуган и возмущён одновременно. Ещё ранее, в начале 1542 года, Шуйские одержали верх над Бельскими, и в ходе этого переворота сторонники Шуйских ворвались в спальню Ивана и заставили его читать утренние молитвы в крестовой палате.

Каким мог формироваться Иван в этих условиях?

И кому он мог верить до конца?

Почти все участники кровавой драмы сентября 1543 года в столовой избе Ивана поплатились впоследствии головами, начиная с «первосоветника боярского» А.М. Шуйского. В декабре 1543 года Иван велел отдать его псарям, которые князя и убили. Знаменитый обвинитель Ивана – князь Андрей Курбский, описывает юного Ивана как подростка кровожадного, склонного к жестоким потехам, убийству и т. д.

Через столько лет и при наличии у Ивана стольких оппонентов-современников, отделить ложь памфлета от исторически достоверных данных сложно, но, скорее всего, мягкостью натуры первый русский царь действительно не отличался и характер имел импульсивный, способный на жестокость ради жестокости. Однако надо ведь помнить, что таким – скорым на кровь и эксцессы, Ивана IV Грозного воспитывали те самые княжичи Рюриковичи-Гедиминовичи и знатные бояре, которые потом сами пошли на государеву плаху.