Древнее боярство отвечало Василию III отчуждением и недоверием. Бездарно и недружелюбно, даже враждебно, вели себя также братья Василия – удельные князья: дмитровский князь Юрий Иванович, углицкий князь Дмитрий Иванович Жилка, калужский князь Семён Иванович и старицкий князь Андрей Иванович. Впрочем, уделы умерших бездетными Семёна (в 1518 году) и Дмитрия (в 1521 году) Василий присоединил к Московскому княжеству, поскольку по завещанию Ивана III уделы бездетных его сыновей переходили к старшему брату.

А кроме того, не облегчало положение Василия и всей Руси поведение княжат – потомков бывших удельных князей, Рюриковичей и Гедиминовичей. Наиболее видные княжата (от древнерусского княжя – сын князя), входили в состав титулованного боярства, а сам термин возник в русском праве в середине XV века – в пору, когда раздробленность и «самость» удельных русских княжеств сменялась их подчинением Москве и вхождением в состав нового единого централизующегося государства. У бывших самостоятельных удельных князей с древней родословной имелись многочисленные сыновья – из них-то (и их потомков) образовался институт княжат.

Владения княжат не отличались от владений остальных бояр, однако в силу наследственных прав на территории бывших уделов их предков, княжата пользовались особыми привилегиями, претендовали на независимость от центральной власти. Это была немногочисленная, но влиятельная и опасная социальная группа, системно схожая с польскими магнатами.

Княжата были проблемой уже для деда Василия III – Василия II Тёмного, и, тем более, для отца Василия – Ивана III Великого. Для Василия же княжата стали постоянной головной болью. Он брал с них и бояр – например, с князя Шуйского, князей Бельских, Воротынских, Мстиславских – клятвенные грамоты о неотъезде из пределов Московского великого княжества, однако далеко не все соблюдали обещание.

А те, что соблюдали, всё равно были внутренне нелояльны и ненадёжны, ибо для самоуверенных бояр и спесивых княжат всё более привлекательными оказывались Польша и Литва… И даже не столько сами эти два соседних государства, сколько порядки, в них воцаряющиеся.

Впрочем, эти порядки вернее было назвать узаконенным государственным беспорядком.

Польские феодалы исстари были заносчивее и своевольнее даже мало привычных к внутренней самодисциплине старорусских князей. Логическим завершением нравственной, гражданской и государственной деградации польской шляхты стал впоследствии принцип «liberum veto» – право любого делегата сейма своим единственным «Не позволям!» отклонять любые принятые коллективно решения. Исторически подобная «шляхетская республика» была обречена на утрату государственности, что в XVIII веке и произошло.

Власть польского короля уже давно была ограничена магнатским сенатом (сенаторское звание в Польше очень ценилось). А в 1505 году созванный в Радоме польский шляхетский сейм принял ещё и так называемую Радомскую конституцию. Она начиналась словами на обожаемой шляхтой латыни «Nihil novi» («Ничего нового…») и ставила королевскую власть в зависимость не только от сената, но и от шляхетских «послов». Теперь принятие новых законов и решений по важнейшим государственным вопросам зависело от общего согласия всего сейма, в котором решающая роль переходила к нижней палате – «посольской избе», состоявшей из депутатов (послов) шляхетских сеймиков.

Могли ли русские бояре и княжата не поглядывать на соседей с завистью, могли ли они не мечтать о чём-то подобном в Московском государстве? И могли ли поляки не провоцировать «московитов» на оппозицию и заговоры против московских великих князей, трудящихся над укреплением единой и неделимой России?

Обычно историками выпячивается конфликт между боярством и Иваном IV Грозным, причём Грозный то и дело подаётся как кровожадный тиран, деспот, безосновательно казнивший родовое боярство и отдавший страну на поругание опричникам. Однако это не только лживая, но и исторически несостоятельная схема. В действительности Ивану IV пришлось решать ту застарелую проблему, которая начала формироваться ещё при его прадеде Василии II Тёмном – когда началось интенсивное подчинение русских княжеств Москве.

Потом с боярами и княжатами, не желавшими понять историческую необходимость и даже спасительность для Руси централизации, боролся Иван III – дед Ивана Грозного, и его отец – Василий III. Причём все они, как и Иван Грозный, опирались в анти-боярской политике на один и тот же слой незнатных служилых дворян, только «опричниками» их не называли, и не могли им дать столько прав, сколько дал опричникам Иван Грозный.

В эпоху Василия III Ивановича время для жёсткого и, да, жестокого подавления антинациональной линии той части российской элиты, которая оглядывалась на Польшу и Литву, ещё не пришло. Василий III не казнил ни одного влиятельного знатного боярина или княжича, но спиной к ним никогда не поворачивался не столько из опасений кого-то обидеть, сколько из соображений личной безопасности.

Во внутренней политике Василий III вначале пытался опереться на «нестяжателей», но те в мирские дела вмешиваться по-прежнему не желали, а «иосифляне» поддерживали великого князя в его борьбе против боярско-княжеской оппозиции. Поэтому Василий III, хотя и относился уважительно к последователям Нила Сорского Вассиану Косому и Максиму Греку, вынужден был переориентироваться на «иосифлян». Именно «иосифлянин» Филофей выдвинул идею: «Москва – третий Рим», а церковный собор 1531 года осудил Нила Сорского и «нестяжателей».

Первая жена Василия III – Соломония Сверчкова-Сабурова, оказалась бесплодной, и отсутствие сына-наследника делало положение Василия шатким – всегда имелась опасность заговора в пользу одного из братьев, и особенно Юрия. Будучи по старшинству вторым после Василия братом, Юрий свои претензии не очень-то и скрывал.

Василий жену любил – в 1504 году её выбрали ему в супруги из 1500 девушек из боярских, княжеских и дворянских семей. Показательно при этом, что отцом Соломонии был незнатный служилый дворянин. Шли годы, необходимость нового брака становилась очевидной, но лишь в 1525 году Василий пошёл на развод с Соломонией. Её постригли под именем Софии, и она удалилась в монастырь, где умерла в 1542 году.

В начале 1526 года Василий III женился на Елене Васильевне Глинской, племяннице литовского магната князя Глинского-Дородного, но первый сын Иван – будущий Иван IV Грозный, родился лишь в 1530 году, а второй сын Юрий – в 1533 году.

В октябре 1533 года Василий тяжело заболел и много обсуждал со своими ближними советниками возможные перспективы того или иного варианта занятия престола после его смерти. Законному наследнику было всего три года, зато у него было два вполне взрослые и опытные дяди, в том числе – Юрий Иванович, удельный князь дмитровский, который мог составить малолетнему сыну Василия конкуренцию. Дмитрию Ивановичу было уже пятьдесят три года. Таким образом двух наиболее вероятных претендентов на престол разделяло ровно полвека.

Чувствуя приближение кончины, Василий заставил Юрия Ивановича и второго брата – Андрея Ивановича, удельного старицкого князя, целовать крест на том, что они не будут оспаривать престол у Ивана. Своими душеприказчиками, которым он вверял судьбу государства и своих сыновей, Василий III назначил князя Михаила Львовича Глинского-Дородного, ближнего боярина Михаила Юрьевича Захарьина и своего «серого кардинала» Ивана Юрьевича Шигону-Поджогина.