Переводчиками туристских групп работали у нас студенты московских языковых вузов. Я или мой начальник Юра Калицкий проводили с ними беседу до поездки по стране и по возвращении.

Однажды с группой французов по стране отправилась студентка МГИМО Лена Теняева. Оформлял ее Юра. По приезде с ней должен был беседовать я, так как Юра отбыл на пару дней в Ленинград.

Я знал, что она уже вернулась в Москву, и ждал ее. До конца рабочего дня она не появилась, я закончил работу и вышел на улицу. Пройдя несколько шагов, я заметил спешащую девушку. Я сразу узнал в ней Лену, ибо еще несколько минут назад рассматривал ее фотографию.

Дело было молодое, Лена была красивой девчонкой, и я решил с ней познакомиться «случайно».

Она зашла к нам в контору, через пару минут снова появилась на улице и пошла по направлению к улице Горького. Я за ней. Она зашла в Центральный телеграф. Я за ней.

Она подошла к окошку «Телеграммы за границу». Я стал сзади.

«Вы посылаете телеграмму в Париж?» — «Вы говорите по-французски?»

Знакомство состоялось. Милая веселая девушка. Мы пошли по улице Горького, я пригласил ее в кафе-мороженое.

— Кому вы посылали телеграмму? Это не секрет?

— Нет. Моему очень хорошему знакомому.

— Он француз?

— Француз.

— Как его зовут?

— Поль.

И она начала рассказывать, что у нее с Полем хорошие отношения и вообще… любовь.

Я вспомнил ее личное дело. Отец Теняев Николай Антонович, сотрудник КГБ.

Она продолжала ворковать, а я, как бы невзначай, спросил ее:

— А как Николай Антонович на это смотрит?

Я никогда не видел, чтобы люди так быстро менялись в лице. Она побледнела и буквально задрожала от страха.

Потом мне пришлось добрых полчаса убеждать ее, что я не из папиной конторы, что это просто шутка, но валерьянку в аптеке мы купили.

В последний раз я видел Лену в Киеве, она вышла замуж и работала в иностранном отделе какого-то ведомства, место для отличницы МГИМО, прекрасно владеющей французским языком, не слишком престижное.

Зато другая студентка из ее группы — Лера Калмык, тоже катавшаяся с нашими группами, сделала карьеру головокружительную: посол в Коста-Рике, заведующая отделом в МИДе.

Дело все в том, что у умнички Лены папа был всего лишь подполковник, а у серой Леры — первый секретарь Смоленского обкома партии Николай Иосифович Калмык.

Поистине, не родись красивой…

428. Изгнание из храма науки

В «Спутнике» дела шли хорошо, а в университете дела шли плохо. То есть вообще не шли. Я начал делать дипломную работу. Мне выделили прибор, с помощью которого я должен был разгонять спирты, содержащие радиоактивные препараты. С самого начала ребята попросили меня не торопиться «загрязнять» аппарат. И приносили спирт для очистки. Мой аппарат работал великолепно, разгонял одеколон и технические смеси.

Время шло, а к работе я не приступал. Да и бывал в университете нечасто. К тому же не уделял должного внимания (а точнее, не уделял никакого внимания) аспирантке, которая мною руководила.

А тут еще у меня появились иностранные вещи, не ахти какие, но иностранные. Так что для изгнания меня из храма науки были причины как совершенно объективные (спиртовой фактор и непримерное прилежание), так и чисто субъективные (дамские).

Но все это она терпела до тех пор, пока…

Несколько раз в Успенское к моему дяде Боре приезжал некто В. Чурилов, советник посольства в Финляндии, и каждый раз я вступал с ним в спор по самым различным политическим вопросам. По мнению моего брата, вел я себя неприлично, грубил. Но однажды Чурилов, ставший к тому времени заместителем заведующего отделом кадров МИДа, сказал дяде: «Я хочу взять Олега в МИД. Нам такие нужны». И в университет пришло письмо…

Этого уже моя руководительница вытерпеть не могла и после очередной моей глупости (я сказал, что фамилия отображает сущность человека, а ее фамилия была Авдотьина) смертельно обиделась и доложила начальству о моем самогонном агрегате, что и привело к моему изгнанию.

Восстановился на факультете я только через два года.

429. О пользе хождения на футбол с нужными людьми

Работая с иностранными делегациями, я постоянно имел дела с кагэбэшниками. Группу переводчиков, в которую я входил, курировал брат известного футболиста ЦСКА, мы часто ходили с ним на футбол и злоупотребляли спиртным.

И он решил определить меня в высшую школу КГБ. Я не хотел и отбивался как мог. К счастью, для поступления нужно было иметь законченное высшее образование. Тогда он по своей линии связался со своими коллегами из университета, меня тихонечко восстановили, и я начал писать дипломную работу.

Однако когда я получил диплом, вопрос о высшей школе отпал по «семейным обстоятельствам».

430. Фотография на стене

— Кто это?

Вот уже несколько месяцев я встречался с моей будущей женой. Мы гуляли по Москве, ходили в кино, покупали один бублик за 6 копеек на двоих. Однажды она пригласила меня к себе домой. Родители ушли в гости, дома была только ее младшая сестра Галя.

На стене в комнате я увидел фотографию. Красивый плечистый украинец, которого я несколько раз встречал. Курировавший переводчиков кагэбэшник однажды познакомил меня с ним, это был его начальник.

— Кто это? — спросил я Ларису.

— Это мой отец, — ответила она.

Через несколько месяцев ее отец стал моим тестем.

И в отношении высшей школы КГБ все решилось просто: тогда было запрещено двум членам семьи работать в КГБ.

431. Дважды исключенный и ни разу не восстановленный

В первый раз меня исключили из комсомола после отчисления из академии, однако в воинской части, куда меня направили, на это не обратили внимания и в комсомоле оставили.

Во второй раз меня исключили из МГУ за историю с самогонным аппаратом. Когда я поступил на работу в Комитет по координации научных работ, я, как ни в чем не бывало, явился в комитет комсомола МГУ за своим личным делом. Девочка из учетного отдела нашла мое дело, а в нем листок, где было написано, что выдавать его на руки нельзя, нужна беседа с инструктором. Но девочка оказалась доброй, я пообещал ей, что непременно побеседую с инструктором, и она отдала мне дело вместе с листком, который я при выходе из МГУ уничтожил. А через год я стал секретарем райкома комсомола.

Позже ретивый секретарь из МГУ, особо настаивавший на моем исключении, оказался в командировке в Алжире и потерял паспорт. Ему пришлось идти в консульский отдел посольства, к консулу, то есть ко мне. Он вошел в мой кабинет бледный, не поднимая глаз. Я не стал его слушать, просто подписал бумагу «Выдайте документы для возвращения домой» и вежливо улыбнулся. Даже не напутствовал «Не теряйте больше документов». Он спросил: