Он по-прежнему не смотрит на меня. По-прежнему не отвечает на мои вопросы. Продолжает говорить, что хочет побыть один. Это молчание так на него не похоже – он пугает меня. Я изо всех сил пытаюсь найти слова, чтобы компенсировать свою улыбку – ту глупую, жестокую, бесчувственную, предательскую улыбку, – но, похоже, уже поздно. Моя улыбка, мое облегчение по поводу того, что я не беременна, глубоко ранили его, и что бы я теперь ни говорила, взять ее назад уже невозможно. Опустив плечи, с нарастающей тревогой в груди я возвращаюсь обратно в квартиру. Нахожу детей, играющих в детской, – они гордо сообщают мне, что укладывают рюкзаки, собираясь на пикник. Я пытаюсь поучаствовать в их игре, но не могу сосредоточиться. И почему только я не смогла сдержать эту улыбку!

Вечер проходит в молчании. Я не знаю, что сказать, чтобы его утешить, но это и не имеет значения, потому что он все равно не желает со мной разговаривать. Но когда дети заснули, разговор все же состоялся. Мы разговариваем – поначалу шепотом, но вскоре разговор переходит в спор, и вот мы уже снова поссорились. Он говорит: моя улыбка наглядно показала, что я не готова к тем серьезным отношениям, которые он ищет. Говорит, что у нас, похоже, разные мечты, разные представления о будущем, и ставит под сомнение мою любовь. Говорит, что еще с первой встречи подчеркивал, как для него важно иметь много детей, и что от него не ускользнуло мое облегчение по поводу того, что я не беременна. Говорит, что чувствует себя обманутым. Обвиняет меня в том, что я не хочу от него детей и что я тем самым лгала на протяжении всех наших отношений. После такого ему трудно будет мне доверять.

Я пытаюсь убедить его, что тоже хочу еще детей – в самом деле, он должен мне поверить. Но только не прямо сейчас, когда мы только что познакомились, еще учимся быть родителями детям друг друга, когда все еще в новинку. Я отвечаю, что испытываю не такое облегчение, как ему кажется, и, будь я беременна, конечно же, оставила бы ребенка. Изо всех сил я пытаюсь убедить его, однако мне это не удается. Через некоторое время я оставляю бессмысленные попытки. Он все равно не верит моим словам. Я не уверена, что сама им верю, но мне бы так хотелось, чтобы он мне поверил. Не хочу, чтобы он сердился на меня. Не хочу, чтобы он бросил меня. Ни за что не хочу, чтобы он бросил меня из-за того, что сегодня вечером я оказалась небеременной.

Последнее, что он говорит, когда мы засыпаем, повернувшись спиной друг к другу, – что он не знает, какие чувства сейчас испытывает по поводу нас с ним. Потом наступает тишина. Положить руку между его ладоней у него на груди я не решаюсь, так что поворачиваюсь спиной. Жду, когда его дыхание станет глубоким и ритмичным, думаю, что если мы оба заснем, то за эти часы что-то произойдет, и мы вновь проснемся с теплым чувством. Разве не так обычно бывает? Проблема в том, что этого не происходит – я не слышу, чтобы он заснул. Слышится лишь глубокое дыхание детей. В спальне тише, чем когда бы то ни было. В остаток ночи мне так и не удается заснуть.

Месячные по-прежнему не пришли. И меня по-прежнему тошнит. Я все еще потрясена тем, что произошло в субботу. Я не хочу снова остаться одна. Не желаю возвращаться к прежней жизни, в которой есть только я и Иван. Я хочу иметь семью, хочу сохранить его любовь. Не хочу разрыва отношений через неделю после помолвки. Хочу, чтобы он снова верил мне – верил в нас, и я твердо решила сделать все от меня зависящее, чтобы так и вышло. Сейчас я снова сижу в туалете, пытаясь попасть струйкой на стрип-тест, – на этот раз мы у него дома, и дети играют в лего под дверью ванной. На этот раз я купила дорогой стрип-тест, с цифровым дисплеем. Во второй раз за эту неделю я кладу тест на край раковины. Поднимаюсь, мою руки, жду. Дисплей сейчас покажет, «беременна» или «не беременна». Пока на крошечном экранчике мигают песочные часы. Потом они гаснут. Экран черный – проходит две, три, четыре, пять секунд. Я перестала дышать.

Наутро после негативного ответа мы снова помирились. Я засунула тест-полоску на дно мусорного ведра в ванной, и больше мы к этой теме не возвращались. Однако настроение все же подавленное, и мы уже несколько дней не смеялись вместе. Он все чаще уходит в какие-то свои мысли. Не разговаривает со мной так, как раньше. Говорит, что устал, и ложится спать вскоре после того, как заснули дети. Сама же я разрываюсь между страхом остаться одной и обидой за несправедливый бойкот. Я начинаю сомневаться, действительно ли я неправильно поступила по отношению к нему. Должна ли я еще раз извиняться. Плюс ко всему этому меня снова тошнит, а месячные не приходят. Более ужасной недели у меня давно не было.

Затаив дыхание, я смотрю на мигающий экран. Песочные часы перестали мигать. Какое-то время дисплей черный. Потом на нем появляется надпись. «Беременность 1–2 недели». Я стою, уставившись на экран. Дышать по-прежнему не могу. Беру тест в руки – они снова дрожат. Разглядываю экран вблизи. Тщетно ищу в уголке экрана хоть что-нибудь, что сделало бы результат двойственным, допускающим разное толкование, но ничего не обнаруживаю. Осознаю, что я все еще задерживаю дыхание, заставляю себя дышать. Не хочу пока выходить из туалета, нужно выждать, я открываю кран. Вижу свои глаза в зеркале. Мое лицо лишено выражения, никак не выдает то, что происходит сейчас внутри меня. Я беременна. Стало быть, я беременна. Во мне уже кто-то живет. Даже если я выброшу тест в помойку и никогда не покажу ему, я все равно беременна. Мы знакомы два месяца, и вот я забеременела. Уставившись в зеркало, я пытаюсь улыбнуться. Мускулы вокруг рта поднимают губы вверх, но глаза не зажигаются. Они по-прежнему безжизненны. Я на мгновение закрываю их и продолжаю улыбаться зеркалу. Это больше смахивает на гримасу. Стало быть, вот какая мне уготована судьба. Только не сейчас. Не прямо сейчас. Все это кажется нереальным. Тут какая-то ошибка. Между тем дело обстоит именно так. Я беременна.

Проходит некоторое время. Я не могу собраться с силами, чтобы выйти. Понимаю, что с той секунды, когда я выйду и сообщу ему о результатах, моя жизнь уже никогда не будет прежней. А здесь внутри все еще как обычно. Здесь еще пока не началось. Здесь я могу делать вид, что ничего не случилось. Еще немного. Но тут в дверь стучат. Стучит он очень осторожно. Мягким голосом спрашивает, все ли со мной в порядке, как у меня дела. Я снова сижу на крышке унитаза. Тест у меня в руке взмок от пота. Я не встаю, чтобы открыть дверь. Вместо этого я пытаюсь сказать, что я беременна – но у меня выходит только негромкое шипение. Он не слышит меня. Тогда я пытаюсь шипеть громче. На секунду воцаряется молчание. Он открывает дверь.

И вот он стоит, смотрит на меня, во второй раз за эту неделю пытаясь истолковать мое выражение лица. «Я знала, – говорю я. – Так я и знала, черт подери». Глядя на него, я вижу, что лицо у него удивленное, но потом оно меняется. На этот раз улыбается он. Не может сдержать улыбку. Он улыбается – так мне и надо.

Но вот он обнимает меня. Крепко-крепко. Он стоит надо мной, и мой подбородок оказывается у него в подмышке. Подмышка слегка пахнет по́том – его по́том, запахом его тела, который ни разу с момента нашей первой встречи не казался мне неприятным. Даже у его пота домашний запах. Почему же я не могу сейчас почувствовать себя дома? Сделав вдох, я поднимаю голову, вытягиваюсь вверх, чтобы вписаться в его объятия. Кладу свободную руку – ту, которая не сжимает тест, – ему на спину. От этой запрокинутой позы у меня затекает шея. Он шепчет мне на ухо, перемежая слова поцелуями: «Милая Каролина! Все будет хорошо!» Я прячусь в его объятиях, в его руках и его запахе, пытаюсь привыкнуть к мысли. Киваю, уткнувшись в его плечо, но не могу выдавить из себя ни слова. Я не могу ответить, не могу подняться – могу только сидеть вот так до бесконечности, чтобы он обнимал и целовал меня на крышке унитаза.