Эти испытания болью были весьма разнообразны и изобретательны, но больше всего Маска любил обездвижить обнаженное тело злодейским заклинанием и кормить на нем пиявок. Медлительные блестящие твари, скользя по коже, выделяли жгучую слизь или почти лениво впивались в тело.

Маска всегда осторожно и вовремя отменял заклинание, чтобы его ученики остались живы, но, Эл свидетель, не много есть в Фэйруне пыток столь же болезненных, как нападение этой склизкой твари, очень медленно прогрызающей свой путь через легкие, живот или кишки.

И все же за двадцать лет углубленного изучения сложной магии эльфов Эл начал по-настоящему уважать Маску. Колдун был дотошным творцом заклинаний и применял их искусно, не оставляя ни единого шанса противнику. Он обо всем думал наперед и, казалось, никогда ничему не удивлялся. У него было чутье на магию, инстинктивное ее понимание. Маска мог легко и без сомнений придумывать, складывать и переделывать разные заклинания. Кроме того, он никогда не забывал, куда и что положил, даже последний пустяк, и всегда владел собой, никогда не показывая усталости или надобности в чьем бы то ни было доверии. Даже когда он выходил из себя, то казалось, будто заранее придумал и тщательно подготовил свой гнев.

Более того, после двадцати лет тесного и напряженного общения Эльминстер так и не знал, кем был этот маг. Представитель какой-нибудь старинной благородной семьи - наверняка, и, судя по манерам, он не входил еще в число старейших корманторцев.

Бывало, что Маска придумывал и сплетал для себя ложное тело и с частью своего разума отправлял его куда-то что-то делать, но оставшуюся часть себя посвящал обучению Эльминстера.

Сначала последний принц Аталантара удивлялся, что анонимный эльфийский маг позволяет ему учиться таким мощным заклинаниям. Но, с другой стороны, о чем Маске волноваться, когда он в любой момент и мгновенно может заставить повиноваться себе тело, которое сам дал своему человеческому ученику?

Эльминстер подозревал, что он и Накасия были среди тех немногих корманторских учеников, которые никогда не покинут обитель своего мастера. Вероятно, они были единственными учениками из нечистокровных эльфов. И, скорее всего, их никогда не научат создавать собственные защитные мантии.

Иногда Эльминстер вспоминал о своих прежних, бурных днях в Корманторе. Интересно, не считают ли Сиринши и коронель, что он умер, и заботит ли их вообще его судьба? Еще чаще он думал об участи эльфийской леди Симрустар, которую оставил ползать по лесу, когда был не в состоянии защитить ее или хотя бы заставить услышать себя. И что стало с Митантаром и его мечтой о мифале?

Конечно, они услышали бы от Маски, если бы такую гигантскую мантию сотворили и город открыли бы для других рас. Но, с другой стороны, зачем магу сообщать им такие новости о мире за пределами его башни, если он держит двух своих учеников как настоящих заключенных?

В последнее время заботливое обучение магии застопорилось. Маска все чаще исчезал из башни или запирался в своей запечатанной заклинаниями палате, рассматривая в магическом кристалле происходящие где-то события.

День за днем в течение почти всей ледяной зимы его ученики оставались одни, чтобы поесть и следовать убогому списку заданий. Список неизменно появлялся на какой-нибудь стене, исполненный огненными письменами: работа без отдыха да плетение небольших заклинаний, чтобы содержать башню Маски в чистоте, порядке и могуществе. Тем не менее, он строго следил за ними: стоило им только без разрешения заняться исследованиями башни или чересчур приблизиться друг к другу, как из пустого воздуха тут же появлялись карательные заклинания.

Всего пару десятков дней назад, когда Накасия, проносясь мимо, запечатлела поцелуй на плече Эльминстера, из ниоткуда появился невидимый кнут. Презрев отчаянные попытки Эла уничтожить его, хлыст так отстегал девушку по лицу и губам, что на них остались кровавые полосы. Она с криком отшатнулась, а когда проснулась наутро, то оказалось, что все прошло. Но зато вокруг ее рта вырос целый забор колючек, из-за чего целоваться стало совершенно невозможно. Прошло не менее десяти дней, прежде чем они исчезли.

Если маг в маске и появлялся в комнатах, где жили ученики, то только для того, чтобы позвать их для помощи в магии. Помощь обычно заключалась в использовании их жизненной энергии для тайного - и необъясняемого - заклинания, действие которого он в этот момент проверял. А иногда нужно было просто плести какую-нибудь магическую сеть.

Теперь все трое действовали как один. Сооружали невероятные хитросплетения из пылающих сетей и клеток, затканных светящимися нитями, по которым можно было ходить как по широкой деревянной балке, независимо от того, шел ты вверх тормашками или резко отклонялся в сторону. Многочисленные сложные заклинания были так вплетены в пылающую ткань, что причина разрушения сети самоликвидировалась, вызывая цепь заклинаний.

Мастер редко показывал, какие волшебства он поместил в сеть, пока магия не начинала проявлять себя и не обнаруживала свою истинную природу. И ни одному из учеников он не показал, с чего начинается эта сеть. Ни Эл, ни Накасия не знали даже главной цели - или мишени - создания большинства сетей, которые плели.

Принц подозревал, что Маска часто использует помощь двух своих в изрядной степени неосведомленных учеников специально, чтобы в заклинании против далекого противника не было даже намека на того, кто за этим стоит.

И вот эльф повернулся. Глаза его блестели из-под маски, никогда не покидавшей лица.

- Эльминстер, подойдите сюда, - холодно сказал он, одним пальцем указывая на особое место в сети. - Мы должны сплести смерть, вместе.

* * *

Наконец настает день, когда даже самые терпеливые и лукавые теряют терпение и пускаются в открытое предательство. Впредь им придется столкнуться с таким миром, каков он, а не тем, каким он им видится в мечтах. Это - тот пункт, на котором проваливаются многие измены.

Однако волшебник, известный как Маска, никак не был обычным предателем. Если вообще предательство может быть обычным. Достаточно углубившись в прошедшие века, историк Кормантора может отыскать много обычных заговорщиков. Но этот не был одним из них. Этот был таким, что о его роковом конце после сложились печальные баллады.

Шалхейра Таландрен,

Верховный Бард Эльфов Летней Звезды

из Серебряных Клинков и Летних Ночей:

неофициальная, но истинная история Кормантора,

изданная в Год Арфы

Эльминстер потряс головой, пытаясь освежить усталый мозг: он слишком долго плел заклинания совместно с другим, более холодным рассудком и теперь от изнеможения чуть не шатался в ровно гудящей сети.

- Сейчас все станет ясно, - прямо в ухо ему сказал ледяной высокий голос мастера, хотя сам эльфийский маг стоял у дальней стены палаты заклинаний. - Накасия, поспешите на ложе в углу. Эльминстер, встаньте здесь, со мной.