Нужно было с кем-то поговорить, но моя подруга меня кинула и, ничто в жизни не заставит меня набрать ее номер, я все же позвонила Элеоноре, выбора особого не было. Конечно, я ничего не рассказала ей. Она привезла мне свое снотворное, так как по телефону я жаловалась на бессонницу. Это не было планом. Я на самом деле, просто хотела нормально поспать. В последние дни это было крайне тяжело. Если мне и удавалось уснуть, то кошмары не давали мне расслабиться. Меня преследовал этот ребенок, которого я собиралась убить, я ненавидела его. Я ненавидела его отца, каждой клеточкой своего тела и Боже, как же я его любила. Я задыхалась от этих мыслей.

* * *

– Я выпила одну таблетку. Затем еще две.

– Решила, что это мало и выпила всю упаковку?

– Ну, этого мне хватило, чтобы оказаться в реанимации и здесь. Вы задаете одни и те же вопросы каждый день, только под разными углами. В чем прикол?

– Моя задача, чтобы ты не повторила этого снова.

– Этого не будет.

– Я надеюсь.

Не знаю, сколько их было. таблеток. Но уже минут через двадцать меня начало мутить хуже прежнего, мысли начали путаться, я, кажется, перестала соображать. Руки и ноги отказывались слушаться меня. Кажется, звонила Элеонора, я не помню, взяла ли я трубку. Знаю лишь одно, что даже перед смертью я боялась того, что Денис подумает, будто я сделала это из-за него. Еще один пунктик к его самооценке. Черта с два.

Если я в аду, верните меня обратно, – первая мысль после того, как я очнулась. Это не ад, всего лишь больница. Ад начнется позже, когда мне придется столкнуться с теми, в глаза которым я больше не смогу посмотреть. Я на себя-то взглянуть боюсь. Мне стыдно. Я ощущаю отвращение от самой себя. То, что я сделала, действительно, вызывает ОТВРАЩЕНИЕ. Я могла справиться с чем угодно, и я знаю, что и теперь смогу. Умирать отстойно. Не страшно, но отвратительно. Я осознала это только после того, когда открыла глаза и поняла, что жива. И если мне дали этот шанс, значит, я на что-то гожусь, значит, эта жизнь нужна мне. Я боюсь подумать о ребенке. Жив ли он? Если нет? Должна ли я радоваться? Не знаю. Я могла больше никогда не увидеть этот мир, не ощутить солнечных лучей на своей коже, порыва ветра в волосах, не ходить по заснеженным улицам зимой. Мне страшно от того, что все это могло закончиться. Мир навсегда бы перестал для меня существовать.

Прошло три дня с тех пор, как я позволила кому-то кроме врача и медсестер войти в палату. Я знала, что Денис и Элеонора были здесь на протяжении долгого времени. Мне нужно разобраться с этим сейчас или никогда. На самом деле я хочу спрятаться и не видеть этих лиц больше, но это трусость, а я не хочу быть трусихой.

Я смотрела в большое окно, наблюдала за тем, как отъезжают и приезжают обратно бригады скорой помощи. Интересно, много ли таких как я? Много ли тех, кто допускает подобную ошибку? Жалеют ли они потом об этом? Многих ли удается спасти?

– Ты гребаная сучка испугала нас до смерти!

Это Элеонора. Я выдохнула. Думала, что Денис решит войти первым. Я ошиблась. Возможно, его здесь вообще нет.

Она бежит ко мне и крепко обнимает, я позволяю ей это сделать, но на объятия никак не отвечаю, она отстраняется, в ее глазах стоят слезы. Я не хочу, чтобы кто-то жалел меня, это отстой.

– Прости, что дала тебе эти таблетки. Если бы я знала. Я должна была понять, что ты не в порядке. Если бы я опоздала.

– Я в порядке, ты ни в чем не виновата.

– Не говори Дэну, что я тебе их дала. Он убьет меня, серьезно.

– Я ничего не собираюсь ему говорить.

Это правда. Я вообще не хотела бы больше разговаривать с этим человеком, но знаю, что придется.

– Господи, что вообще на тебя нашло? – Ее жалостливый тон, заставляет меня злиться, но я не позволяю себе сорваться. Элеонора понимает, что я не собираюсь об этом говорить и, поэтому продолжает болтать дальше: – Я зайду к тебе позже. Хорошо? Я пообещала Дэну, что ненадолго. Просто хотела убедиться, что ты в порядке, ну, сама понимаешь.

– Перед тем, как он войдет? – Это она хотела сказать, я знаю, о чем думает эта девушка. О том, что я могу сорваться. Она кивает.

– Я хочу, чтобы ты зарубила себе на носу. То, что я сделала, никак не касается твоего любимого лучшего друга.

Я не хотела грубить, но это все, что у меня было. Никто не должен думать, что этот поганый кусок дерьма стал причиной того, что я решила отравиться.

– Скажу, что он может входить. И. не будь сукой, Крис, мы оба себе места не находили.

Мне странно думать о том, что они волновались обо мне. Интересно, что же он чувствовал, думая, что я могу умереть, что я умерла? Плевать. Не важно. Не хочу знать.

– Ответь на один вопрос: девушка, которая была с Денисом в тот вечер, когда он оставил меня у тебя в салоне, это Малышка?

Я впервые назвала свою подругу. похоже, бывшую подругу этим подпольным прозвищем. Оно для меня звучало, как-то иначе, дико и вульгарно. Это было прозвище шлюхи, именно так я себе его представляла.

Элеонора кивнула и это все, что я хотела знать. Все сходится, она была с ним с самого начала. Все знали об этом, кроме меня. Яна была влюблена в Дениса, и не видела это только я, не хотела видеть.

Его присутствие в палате я ощутила сразу, хотя даже не смотрела на него, не собиралась этого делать. Боялась даже услышать его голос. Я бессмысленно вглядывалась в блики на окне, чтобы как-то побыстрее скоротать это время.

– Ты напугала меня. – Звук его голоса отдается ритмом моего сердца, но я стараюсь справиться с этим, потому что это все что мне остается. Моя жизнь не может быть разрушена еще больше, а этот человек только и делает, что разрушает ее. Его семья – проклятие моего существования, а если он на их стороне, что, конечно же, очевидно, то мне не место в этой игре человеческих судеб.

Слышу его шаги. Нет.

– Не приближайся.

– Крис.

– Стой там.

Удивительно, но он слушает меня.

– Ты напугала меня. – Снова повторяет Денис, словно я еще этого не слышала или будто он сам забыл, что хотел сказать. Ха. Поразительно, что тебя вообще чем-то можно напугать. – Если у тебя какие-то серьезные проблемы, ты могла просто прийти ко мне.

Серьезно? Мне хочется рассмеяться ему в лицо. Потому что все, что он говорит – гребаная чушь.

– Ты сейчас единственная проблема в моей жизни.

Кажется, я призналась в том, в чем не хотела признаваться ни себе, ни ему тем более.

– Где ты взяла столько денег? Во что ты ввязалась?

– Всего лишь трахнулась с твоим «другом». Это все, что ты хотел узнать?

Я не видела его лица и, я не знала, о чем он думает. У меня было дикое желание побольнее ударить его, но я знаю, что это невозможно. Все мои мысли, мои слова ударяют только по мне.